В Бельгии посещаю военную выставку, развёрнутую в каких-то нескольких десятках километров от самого главного штаба НАТО. Поглядев на подводные, парашютные и прочие разделы, я останавливаюсь около раздела радиосвязи. Покрутив и подстроив телеграфный ключ, я усаживаюсь и сначала медленно, а потом всё быстрее поклепал точки и тире.
Профессиональное ухо офицера, присматривающего за порядком, уловило что-то знакомое в какофонии звуков выставки. Подошёл. Понаблюдал.
    - Вы знаете Морзе?
    - Да.
    - Вы были военным?
    - Я - офицер запаса армии бывшего Советского Союза.
    - А в каком роде войск?
    - Скажем так, что всё, что у вас здесь есть, я знаю.
    - О-о-о!
Кликнул своих сослуживцев и представил меня каждому. Все не без удовольствия пожимают мне руку.

Дежурный по части, открыв дверь солдатской столовой, увидел сюжет в действии. Невысокого роста, коренастый солдат рывком придвинул стол, поставив его между собой и двумя офицерами. Вид у офицеров был явно недружелюбный.
    - Отставить! Что здесь происходит?
Офицеры обернулись.
    - Серёж! Понимаешь, этот молодой... Встань, как положено!, - прикрикнул офицер на солдата.
    - А я и так стою, товарищ лейтенант.

Во времена тоталитарного прошлого была на ТВ программа "Очевидное-невероятное". Не только образовывала, но и давала толчок к каким-нибудь опытам, исследованиям... И не только у меня.

Захожу в радиомастерскую и вижу группу солдат, обступивших прибор. Оказывается они проводят опыты с преобразователем напряжения. Берут по очереди провода в руки и кто-нибудь добавляет напряжение. До тех пор, пока испытуемый может терпеть. 80 вольт были пределом. Меня заинтересовало. Прошу попробовать.

Взял в руки провода и тут же один шутник резко крутанул регулятор. Бросив провод я тут же отвешиваю ему оплеуху. Но и успеваю отметить, что на меня никак не повлияло резкое поднятие напряжения. Второй раз я беру провода и более серьёзный механик постепенно добавляет. 100 вольт. Никакого эффекта. 120.150. Потеплели провода в руках, но особого дискомфорта не наблюдаю.

Прошу добавить. 200. И, когда прибор показывал уже 240-250 вольт, стало нестерпимо жечь пальцы. Довольно для первого раза. Уже к вечеру весь батальон только об этом и говорил.

Через несколько месяцев бригада вышла на учения. Как всегда в таких случаях, все сходят с ума. Особенно по ночам. Когда спать надо. "Ядерная тревога", "Химическая тревога", "Нападение диверсионной группы"...

Через два дня мне это уже порядком надоело и я, вечером, прежде чем залезть в кунг спать, подсоединил провод 127 вольт от генератора на корпус машины.

   - Запомните, покойники! - проинструктировал я своих солдат, - Если кого из вас убьёт, то вас спишут на неизбежные потери при проведении учений. Поэтому, из машины не вылазить ни при каких условиях. Нужду справлять в открытую дверь. В крайнем случае можно спрыгнуть, но залазить обратно я не рекомендую.

Ночь прошла очень спокойно, несмотря на шум, доносившийся время от времени снаружи. Довольные и отоспавшиеся солдаты весело повыпрыгивали утром из машины. Вылез и я. И тут же подбежал вестовой с сообщением, что меня вызывает комбат.

   - У тебя машина под током, - хмуро заявил мне майор.
   - Не может быть, товарищ майор.
   - Пошли проверим.

Следуя за майором, я решал головоломку: догадались ли мои охломоны сбросить провод или нет? Подошли.

   - Возьмись за поручень, - приказал майор.

Я взялся. Чёрт! Не сняли. Не успел я и подумать, что бы сделать или сказать в своё оправдание, как майор схватил второй поручень. Послышался судорожный вздох, прямо перед моим лицом мелькнули подковки прибитые на каблуки и сто живых килограммов врезались задницей в землю.

Поднявшись и отстранившись от меня, как от прокажённого, майор молча зашагал в сторону. Остаток учений прошёл для меня и моей команды очень спокойно. Особенно по ночам.

7. Цена победы.

В пин-понг со мной никто играть не хотел. Я просто не умел в него играть. Иногда, правда, мне дозволяли взять ракетку в руки и потыкать ею в прыгающий шарик. Поэтому свободное время на спортивных сборах по тяжёлой атлетике, куда я попал во время срочной службы, мне ничего не оставалось, как сидеть скромно в стороне, наблюдая, как играют профессионалы.

Профессионалы играли плохо. Потому что с Геной они тоже играть не хотели. Демонстративно бросали ракетку на стол и уходили. Гена был КМС по настольному теннису.

Однажды мы оказались вдвоём в спортзале. Гена, по своему обыкновению, жонглировал одним или двумя теннисными шариками. Потом ему это надоело и он поглядел на меня.
   - Давай поиграем, - неуверенно предложил он.
   - Ты будешь со мной играть?
   - Да, только... Знаешь, давай поиграем по другим правилам.

Он быстро показал мне, как можно держать ракетку, около часа мы перекидывали шарик через сетку, а потом он сказал, что надо начинать играть на счёт.
Правила каждой игры он придумывал сам. Первую партию он выиграл со счётом 21:2 сидя на стуле и нанося только один удар. Потом, по его просьбе мы прекратили учёбу, потому что в зал пришли другие спортсмены.

Несколько дней подряд он играл со мной, сидя на стуле, стоя на одной ноге, но левой рукой, правой рукой, на двух ногах, но одним ударом... Изобретательности его не было границ. Найдя у меня интересное движение, он часами заставлял повторять этот удар, чтобы я мог делать его автоматически.

Прошло довольно много времени и мы заиграли нормальные партии на "больше-меньше". Я привык к выкрутасам своего учителя, начал находить слабые места в его игре.

   - Стоп! - скомандовал мне партнёр, когда, однажды, во время игры открылась дверь в зал и в него вошли наши товарищи по сборам. Привычно подойдя к столу, один из них забрал ракетку у Гены, второй протянул руку за моей.

   - Ещё чего! - заупрямился я, - Сначала у меня кто-то должен выиграть, чтобы я ушёл.
Захохотав, мой обидчик обошёл стол и забрал ракетку у другой стороны.
   - Можешь кидать на счёт, - снисходительно бросил он в мою сторону.

Через десять минут всё было кончено.
   - Отдашь ракетку другому или ещё хочешь? - невозмутимо поинтересовался я.

Тут случилась истерика с моим учителем. Опрокинувшись на маты, он хлопал по ним ладонью, показывал пальцем на моего противника, размазывал слёзы по лицу.

   - Ещё! - заявил побеждённый.
Но вторую партию нам закончить не удалось, потому что при разгромном счёте он ударил в сердцах ракеткой по столу, сломав последнюю. Все возмутились таким его неспортивным поведением и, по очереди, проиграли мне все партии. Так я влился в наш дружный коллектив уже как хороший игрок.

...В один день, зайдя в зал, я увидел, как незнакомый мне капитан, не снимая шинели, играл в пин-понг с одним из наших. Все благоговейно стояли вокруг. Видно было, что офицер умеет играть. Выиграв, он небрежно бросал: "Следующий".
Проиграли все.

   - Ты, - ткнул ракеткой в сторону моего лучшего тренера капитан.

Гена проиграл тоже. В моей груди закипел протест. Как? Какой-то капитанишка выиграл у Кандидата в Мастера Спорта СССР!

   - Ты тоже играешь? - спросил капитан, поглядев в мою сторону.
   - Немного.
   - Становись!

После первого проигрыша капитан снял шинель и расслабил поясной ремень. Затем на спинке стула последовательно повисли китель, рубашка, брюки и капитан сменил сапоги на принесённые одним из спортсменов тапочки.

   - Ты что делаешь? - шепнул мне один из моих коллег, когда я подбирал далеко отскочивший шарик, - Это новый комендант гарнизона!

Но вожжа уже давно попала мне под хвост. Остановить меня могло только стихийное бедствие или что-то сопоставимое по масштабам.

   - На сегодня хватит, - сказал капитан и долго вытирал почтительно поданным полотенцем потное тело, не забывая свои а-ля будённый усы. Уже застёгивая ремень, он скосил взгляд на меня.

   - Ты тоже одевайся. Со мной пойдёшь.

Но переночевать в комендатуре мне не удалось, потому как мои товарищи аккордно разгрузили машину с цементом, выкупив, таким образом, меня из заточения.

Выиграть у меня капитану так никогда и не получилось.

8. Липа.

   - Я после армии хочу выучиться на ветеринара.
   - После армии ты будешь лежать на кладбище  под красной пирамидкой и твоё имя, может быть, будут вспоминать в деревенской школе.

Я всегда умел аргументировать и убеждать. Уже вовсю шла война, военкоматы хватали всех без разбора для отправки в мясорубку. Те родители, у кого водились деньжата, откупались, если не могли получить диагноз о невменяемости своего чада. Моему ученику рассчитывать было не на что. Простой парень из глухой деревни.

   - И что мне делать?
   - Учиться, как завещал великий Ленин. В институт тебе после ПТУ не поступить, а в военное училище можно попробовать.
   - Но я не хочу быть военным.
   - Тогда ты будешь мёртвым. Вопросы есть?
   - Нет.
   - Ты всегда мечтал стать офицером, правда?
   - Да.

Поскольку я работал в том же училище, проблем для начала процесса у меня не было. Мастер производственного обучения даже с некоторым облегчением позволил мне написать на пацана характеристику. Несколько часов обдумывания, передёргивание фактов биографии и я отдаю шедевр наставнику.

"Мечтает стать офицером, для этого много занимается спортом, закончил курсы и выполнил ...прыжков с парашютом, в свободное время закончил курсы шоферов, в настоящее время занимается парапланом... имеет повышенное чувство самоконтроля...

   - Классно написано! - мастер несколько раз перечитывает характеристику, - Слушай, напиши мне и на остальных.
    - Обнаглел, - возмущаюсь я, - Можешь пользоваться, как образцом.

Через несколько месяцев звонок от моего ученика:
    - Мне в военкомате сказали: насрать на твоё желание, пойдёшь служить, как все.
    - Ничего страшного, - утешаю я, - Если за полгода тебя не ухлопают, бомбардируй рапортами начальство о поступлении в училище.

Ещё через пару недель на пороге появляется знакомая физиономия. Меня слегка переклинивает.
    - Что случилось?
    - На призывной комиссии один офицер сказал, что с такой характеристикой в армию не идут и переслал мои документы в военное училище. И теперь мне нужно свидетельство о выполнении норм золотого значка ГТО.
    - Что?!!

Я поглядел на календарь. На дворе явно был не 1980 год. Не только Ильича, но и Советского Союза уже давно не было. Я, в общем-то, и раньше был невысокого мнения об умственных способностях военного руководства, но это было черезчур. Но в перечне необходимых документов стояло "свидетельство о выполнении...".

Несколько часов метаний по всем физрукам и мы выясняем, что такого бланка нам не найти. Сидим молча в кабинете.

    - Значит я не смогу поступить?
    - Кто тебе это сказал? Сиди смирно, не мешай думать. Значит просят липу. И все, как идиоты, её предоставят. И все будут знать, что это липа. Значит... Наша липа должна быть самая липовая, чтобы опять была впереди других. И поэтому...

Скоро я уже клацаю на машинке текст "выписка из протокола соревнований в День Советской Армии и Военно-Морского флота (День Защитника Отечества)... участники занявшие призовые места и выполнившие Нормы Золотого...". Добываю на лист бумаги подпись директора и гербовую печать училища.

Год спустя, я слушаю рассказ об экзаменах.

Офицер небрежно перелистывает удостоверения о владении Золотых Значков ГТО:
    - А у тебя, что? Нет удостоверения?
    - У меня там выписка ...
    - Какая такая выписка?, - находит лист бумаги, читает, - Ого! А ну-ка к перекладине! Поглядим.

И через некоторое время: "Орёл!"

Впереди была ещё одна война...

9. Патруль.

Идти в патруль считалось привелегией. Это тебе не караул, ни дежурным по столовой или помощником дежурного по части. Прогулка по городу, шарахающиеся во все стороны не только самовольщики, но и те, кто по увольнительной. И рядом не два-три оболтуса, а наглаженно-начищенные воины Вооружённых Сил. Но был ещё и патруль внутри части.

Что бы ты ни делал, всё равно в конце дня получишь раздолбон. Потому что в каком-нибудь подразделении солдаты обязательно выкушают водчонки и их поймает командование. Потом поступит директива наказать начальника патруля. За то, что не уберёг обороноспособность страны и отдельно взятой роты.

    - Пойдёшь начальником патруля в части.
    - Товарищ майор! Есть идея: давайте организуем двойной патруль. И попробуем провести службу, чтобы не получить пистона от полковника.
    - Это практически невозможно. А что за идея?
    - Ну, мы же, всё-таки, связь.

С утра, раздевшись до трусов, я блаженно подставляю тело ещё не очень щедрому солнышку на верхней площадке парашютного тренажёра. С высоты птичьего полёта видна не только вся территория части, но и два магазина, торгующие спиртным. А, когда я приникаю к биноклю, то вижу ещё один магазин в отдалении и могу хорошо разглядеть автобусную остановку, которая наполовину скрыта деревьями.

Другой начальник патруля с двойным составом солдат лениво листает журналы в беседке возле казармы. Завидев очередного солдата, возвращающегося в часть с купленной водкой, я нажимаю кнопку радио:

    - Второй, я - первый, один нарушитель на восточной стороне. Двоих на КПП для прикрытия и с остальными выдвигайся.

Отодвинув подорванные доски забора, любитель горячительного попадает прямо в руки внутреннего патруля. Ошеломление слишком велико, чтобы попытаться убежать или, хотя бы, выбросить бутылки. Те, кто похитрее, прячут бутылки за оградой и заходят через проходную.

Но их тоже берут и вместе с ними патруль находит спрятанную водку, наводя нарушителя на мысль, что без гипноза здесь не обошлось. И к вечеру комбат отдаёт наполненный ящик с зельем командиру части, присовокупляя список "Авторота - 6 бутылок,...".

Полковник не отказывает себе в удовольствии самолично расколотить бутылки в присутствии построенных рот в цинковый тазик, который поддерживает дневальный.

День закончился всего лишь двумя упившимися в усмерть дневальными, которые были отправлены вывернуть содержимое тазиков в помойку. Но это нарушение уже было не по нашей вине.

10. Рефлекс.

    - Позови начальника, пожалуйста. Заведующая к телефону.

Без особого энтузиазма я отправляюсь на опушку леса. В последнее время мои отношения с начальником центра допризывной подготовки, где я работаю инструктором, становятся всё более и более натянутыми. Не только, правда, у меня, но от этого не становится лучше.

Центр находится на выезде на сборах на территории бывшего пионерского лагеря. И начальник сам проводит тактические занятия с личным составом. Никогда не служивший в армии, он, влюблённый в своё дело, делает всё по уставу и по другим, непонятным мне правилам, почерпнутым, как мне кажется, из самых плохих фильмов про немецкую армию.

По двойному свистку пацаны обязаны построиться. По длинному разбежаться и замаскироваться вокруг поляны, по краю которой потом проходит начальник и делает замечания нерадивым. Затем опять двойной свисток.

Начальник уходит и оставляет меня со школьниками. Зная мои нетрадиционные методы подготовки, некоторые из них уже ухмыляются.

    - Значит так... , - я делаю многозначительную паузу, - Мне не понравилась скорость, с которой вы разбегались. Иногда это может приблизить ваш отход в мир иной. Сейчас проводим тренаж команды "Ложись!". Правильное и быстрое, без обдумывания, действие оставит вас в живых. Команда может быть подана в любое самое неудобное время.

Говоря это, я наклоняюсь и зачерпываю в ладонь мелкого гравия. Продолжая объяснение, пересыпаю из одной руки в другую. Ничего не подозревающие курсанты центра расслабленно слушают. Их радует уже то, что я не свищу и не заставляю бегать туда-обратно.

    - Ложись! - и я с силой запускаю пригоршню мелких камней в строй. Попадав как попало, некоторые вскрикивают от боли. Камни, всё-таки. Построив заново, я подробнее рассказываю, как надо действовать в таком случае. Затем, перестроив шеренгу в колонну, и даю ложную команду.
    - Равняйсь! Смирно! Вольно. Прямо ша-агом,... Ложись!

В этот раз "раненых и убитых" не было. Пацаны уже и не разговаривают в строю, жадно внимая каждому моему слову. Я объясняю следующую задачу: в данном районе находится диверсант-снайпер. Найти и обезвредить, используя все навыки маскировки на местности. Диверсант - это я. У меня бесшумное оружие, которым я могу пользоваться без ограничения. Те, кого я "убил" обязаны подняться на ноги и вернуться на поляну. У всех загорелись глаза: Родина ждёт героев.

Я сверяю часы с одним из курсантов, чтобы у меня было ровно пять минут, чтобы спрятаться и ухожу в лесок. Подле одного дерева обнаруживаю здоровенную свинью с подсвинками. Почмокав губами, я приближаюсь к ней и ласково чухаю её откормленное рыло.
Благодарно похрюкивая, она заваливается набок и её тут же берут на абордаж поросята. Хлопнув ещё пару раз ладошкой по свинскому телу, я взбираюсь на это самое дерево и, совсем не маскируясь, стою на ветке лицом в сторону, откуда должны прибыть ученики. Снизу доносится удовлетворённое повизгивание.

Появляются первые зады, высовывающиеся из папоротника. Не умеют ползать по-пластунски. Но, распределились довольно правильно. Негустой цепью продвигаются вперёд. Немного позади показалась и вторая цепь. Более разрежённая и широкая. Неплохо, пацаны, неплохо.

Свинья отрывисто хрюкнула и вскочила на ноги. Поросята замерли, прижавшись к ней. Первые двое вояк замерли на месте.
    - Здесь его нет, - слышу шёпот, - Иначе чушка уже убежала бы.

Сменили направление и поползли дальше. Я прикрыл ладошкой рот, чтобы не дать звуку направление, и "убиваю" обоих. От неожиданности они замирают на месте, глядят друг на друга, поднимаются и бредут обратно. Увидев, что они поднялись, на это место приползают ещё четыре охотника. Получив то же, что и первые, уходят в сторону поляны.

    - Где он там засел? - слышу негромкий вопрос из второй цепи.
    - Иди и найдёшь, - следует саркастический ответ... И в этот момент со стороны поляны доносятся два свистка. Все ловцы вскакивают и бегут по привычке строиться.
    - %%&#*b!! - по-взрослому высказывается один из учеников на бегу, - Как собакам!

Я спускаюсь с дерева и, сделав хорошую дугу, чтобы не помешать подготовке новых защитников родины, возвращаюсь в лагерь.

10. Печальная история.

Начальник минно-подрывного дела был самый обыкновенный алкаш. Что не является редкостью в армии одной шестой части суши. Зная его слабость, ему подносилась очередная бутылка водки и командиры рот получали все необходимые взрывающиеся штучки для занятий с личным составом. Без оформления документов, которые заполнял вечером сам проспавшийся начальник.

В этот день не заладилось с самого утра. Бутылку не принесли. Пообещали купить ближе к вечеру. У начальника болела голова и вечер казался намного дальше, чем обещанное партией построение коммунистического общества. Обидевшись на неучтивое отношение, начальник потребовал оформления всех надлежащих бумаг. К этому процессу у командира роты привычки не было. Половина дня ушла на заполнение формуляров и получение всех подписей.

Находясь после этого не в самом лучшем расположении духа, командир роты заставил выйти на занятия всех. Включая офицеров и дембелей.
Окружив офицера весь состав роты следил за его действиями, которые он же и комментировал:

    - Снимаете предохранительную чеку, устанавливаете ограничитель, подготавливаете взрыватель и...
    - Товарищ капитан! Наоборот надо!- сержант увидел, что офицер перепутал порядок действий для установки мины.
    - Не учи отца е..., - и офицер отпускает взрыватель в отверстие.

Сержант делает бросок в сторону с криком:
    - Дембеля ко мне! Ложись!

Это была очень мощная мина. Более десяти погибших и три десятка покалеченных. В основном молодых солдат, стоявших ближе всех в группе. И лишь дембеля вышли из ситуации без царапин.

Прибывшая комиссия обнаруживает пьяного в стельку начальника минно-подрывного дела и все заполненные как положено бумаги. Ему, в последствии, даже не объявили выговора. Но, правда, отправили проходить дальнейшую службу к чёрту на кулички.

11. Новое чувство.

Начальник спортивной парашютной команды, хоть был и алкаш, но не дурак. Знал, что служить ему ещё, как медному котелку. Поэтому и дружбу водил с перспективными подполковниками, да полковниками. Станут, понимаешь, когда-нибудь, званием повыше, в плечах пошире и не забудут верного и услужливого друга.

И эти его друзья относились к спортсменам, как баре к холопам. Стоим, как-то, ожидая самолёт, планируем групповой прыжок. И на нашу беду появляется начальник штаба с челядью, в парашюты обряженные. Проходя мимо строя, он небрежно тычет в грудь каждого попавшегося пальцем:
    - Ты, ты и ты. Во вторую шеренгу! Эй! Папуас! Я кому сказал: пошёл вон!
    - Слушаюсь, товарищ подполковник! – испуганно шарахнулся солдат.

Начальник команды, подбежал и виртуозно заёрзал возле офицеров.
    - Товарищ полковник сюда, пожалуйста, разрешите проверить парашют, товарищ полковник?

Подполковник обласканный отсутствием приставки в обращении, даже ростом стал повыше. Я же стою молча, зная, что последует дальше.
    - Ты, - Начальник команды в мою сторону, - выпускающим пойдёшь.
    - Есть!

На правах выпускающего, я не сажусь на скамейку в самолёте и стою в проходе, держась за тросы. Набрали высоту. Начальник команды занимает весь проём открытой двери, поворачивается и командует: «Приготовиться!». Через некоторое время прыгает. Я поворачиваюсь к подполковнику и вижу остекленелые глаза. Согнулся, приготовился. На жизнь или на смерть. И мелькает у меня мысль.

На взрыв хохота испуганно оборачивается пилот. Я показываю ему рукой «Второй круг и повыше».
После прыжка я подхожу к группе офицеров, как к куче ядовитых змей. И на подходе слышу фразу подполковника:
    - Правда говорят, что с количеством прыжков появляется опыт и чувство прыжка. Меня сейчас так шарахнуло в момент раскрытия... – и задницу почёсывает.
    - Ты знаешь, что тебе будет, если я расскажу? – прозвучавший над ухом голос заставляет меня вздрогнуть. Сзади стоит молодой старлей из штабистов.
    - Ты не расскажешь, - безапеляционно заявляю я, - Не будешь же ты портить ему чувство прыжка?
    - Не буду, - соглашается старлей, - Но ты, всё равно - гад. Меня мог бы и не пинать.

12. Ничего невыполнимого.

Памяти Миши Микаэляна.

Глупая, нелепая смерть.
Он был маленьким и худеньким малышом шестнадцати лет. Среди учеников моей первой парашютной группы. С большой копной вьющихся чёрных волос. Любопытный и серьёзный не по годам...

Миша стал солдатом-десантником. Уже развернулись плечи. Но слегка ссутулилась спина. И вдруг облысела голова. По-настоящему. Лишь кое-где остались островки прежней буйной растительности. Миша брил остатки бритвой и по специальному разрешению командира части носил паричок, подстриженный накоротко.

В разгар строевого ежегодного смотра вдоль строя части идёт зажравшийся штабной полковник из округа. "головные уборы снять!". И вдруг среди просвечивающих розовой кожей затылков полкан видит неуставно длинные волосы.

   - Это что такое! На кого похож?! Немедленно!! Пять минут на стрижку! Бегом!
   - Есть!

Миша бегом убегает с плаца, забегает за угол первой казармы, срывает парик, прячет его за пазуху и бежит обратно. Тем временем полковник раздалбывает комбата:
   - Распустились тут! Не следите за личным составом...!

Командир батальона видит возвращающегося солдата и поджав губы, чтобы не расхохотаться, слушает лай проверяющего.

   - Товарищ полковник! Ваше приказание выполнено! Разрешите встать в строй?

Полковник, остолбенев, глядит на Мишу, на иссиня-выбритый череп, на берет, что держит Миша в руке и не знает, что делать. Издалека на это глядит командир части. Ухмылка на его физиономии говорит о том, что он понял комизм происходящего.

   - Дак, это... вот...-, тянет время полковник, - Встать в строй!
   - Есть!

Офицер забывает, что надо делать дальше и уходит к командиру части.
   - Послушайте, как это можно, за пол-минуты побрить голову?
   - Для десантника нет ничего невозможного, товарищ полковник!
   - Да, я понимаю... Но всё-таки!

13. Уважение.

Старшина батальона был многопудового веса. И складу характера неординарного. С привычками всякими. Тумаки раздавал солдатам походя. Но, как оказалось, и товарищей прапорщиков приголубливал. Командир знал, похоже, об этом, но никак не реагировал. Прапора были простыми ребятами. Со слабостями и недостатками, присущими всем. И на побои реагировали, почему-то, одинаково: никому не рассказывали.

Настала и моя очередь. Месяца не прошло, как я начал служить свою сверхсрочную, как, однажды, сидим вместе с прапорами и тут подбегает солдат и говорит, что меня старшина просит зайти в его каптёрку. Уходя, я обратил внимание, что все прапорщики, как-то стнанно на меня посмотрели.

Постучал я в кладовку, открыл мне солдат и тут же вышел, закрыв за собой дверь. Старшина возвышался посреди стеллажей, как гора Магомета.
   - Мне сказали, что Вы просили зайти, - нейтрально докладываюсь я. И в самом деле, не рапортовать же сундуку.
   - Вы, вот что, товарищ младший сержант...,-  прапор вдруг сгребает меня лапищей за ворот и выдёргивает на высоту своего роста.

Поняв, что сейчас будет тычок в солнечное сплетение, я резко группируюсь, причём моё колено, совершенно случайно, по дороге входит между ног старшине. Охнув, он опускается вместе со мной на пол. Я отбиваю руки, отпрыгиваю назад, делаю перетанцовку на носках, подготавливая ноги к серии пинков и замираю в атакующей позе. Начхать, думаю, что будет дальше, но, если шевельнётся, дам пинка по физиономии.

Вижу, что старшина уже не столько страдает, сколько искоса наблюдает за моими ритуальными танцами. Хотя и в норму совсем ещё не пришёл. Я опускаю руки, одёргиваю китель и разряжаю обстановку:
   - Ну, если у Вас больше нет вопросов, то я, пожалуй, пойду? А, товарищ прапорщик?

Прапор согласно кивает головой и сдавленно мычит что-то одобрительно-провожающее. Я открываю дверь, выхожу и вежливо без стука закрываю за собой, оттолкнув солдата, который попытался протиснуться в кладовку. Всю дальнейшую службу мы ни разу не пересеклись грубо со старшиной. И всегда он подчёркнуто-вежливо называл меня "товарищ младший сержант". А остальных прапорщиков батальона он всегда величал только по фамилии.

14. Чей дембель главнее.

    - Ты почему у нас плохо участвуешь в жизни батальона? - спросил меня, как-то, комбат.
    - Вот уж не надо ля-ля, товарищ майор, я делаю всё, что надо.
    - Ладно, не пререкайся со старшими. Слушай, не мог бы ты оказать нам одну услугу. Ты ведь живёшь рядом. И, если пару раз в неделю будешь приходить на подъём личного состава, нам не прийдётся лететь сюда из города на попутках в такую рань. С солдатами старшина проведёт беседу, чтобы они тебя слушались.

    - Без проблем, командир.
И уже на следующее утро я ровно по времени подъёма захожу в казарму. Дневальный, увидя меня, лениво подаёт команду "Смирно!". Выслушав рапорт, я спрашиваю дежурного, почему не видно выбегающих на зарядку солдат.
    - А мы не успели подать команду на подъём, - хитровато говорит дежурный.
По скорости, с какой я схватил его за ремень, он понял, что шутки кончились.
    - Дневальный! Команду!

Дневальный заорал, как, наверное, никогда в жизни. Дежурный, когда я его отпустил, бегом пробежал в одну половину казармы, где спали солдаты первого года службы и с криком начал поднимать молодёжь. Я направился в другую часть. Открываю дверь и вижу только несколько неторопливо поднимающихся тел.
    - Команда "Подъём" была?
    - Ну и что? - с ближайшей кровати из-под одеяла показывается заспанная физиономия, - Сверхсрочник! Вали отсюда, не мешай дембелям ждать окончания службы.
    - Между прочим, мне тоже в этом году дембель, - говоря это, подбираю с табурета свёрнутый солдатский ремень.
    - Ну, вот и готовься. И вообще, пошёл ты...

Договорить дембель не успевает, потому что я за ножку кровати переворачиваю содержимое на пол.
   - Вот, бля!...
Но продолжения опять не следует. Я, наотмашь, врезаю ремнём по телу, выбирающемуся из кучи барахла солдата. И он, с ловкостью обезьяны скрывается под следующей кроватью. На угрожающее движение ещё одного "дедушки" я отвечаю хлёстом по ногам. Затем переворачиваю ещё пару опустевших уже кроватей, подтаскиваю их, чтобы они забарикадировали дверь и наматываю на руку ещё один ремень. Начинаю загонять всю толпу в угол. Но и они не лыком шиты. Открыв окна, выбрасываются наружу (благо первый этаж).

    - Батальон, смирно! - доносится из-за двери. Я оттягиваю кровать от двери, открываю её и сталкиваюсь с майором.
    - Здравия желаю, товарищ майор! Случилось чего?
    - Нет. Я просто хотел помочь тебе провести подъём первый раз.
    - Нет необходимости. У нас такие послушные солдаты...
    - Знаю я, какие у нас послушные! Я уже устал слушать жалобы офицеров. Там все поднялись?
    - Так точно!

Несколько месяцев спустя, когда я тренировал дембелей в спортзале по их просьбе, они мне со смехом рассказывали, как они инструктируют каждый вечер дневальных.
    - Мы им говорим, если на подъём прийдёт комбат, старшина или этот долбаный сверхсрочник ори что есть силы.

15. Телепат.

Попасть на спортивные сборы в Советской Армии было примерно то, что и получить звание Героя. В то время, когда сослуживцы тянули лямку военных будней, можно было тренироваться, ходить в самоволки, и, вообще, как можно меньше надевать военную форму. К началу всяких первенств на сборы добавлялись стареющие, но ещё находящиеся в хорошей форме офицеры. Братство спортивное приобретало разношёрстность и происходило взаимообогащение не только спортивным мастерством, но и умением пошутить, подколоть.

Молчаливый капитан, всё свободное время проводящий с книжкой в руках, поглядел на меня и спросил:
    - Ты слышал что-нибудь о Вольфе Мессинге?
    - Конечно.
    - Я вот гляжу на тебя и вижу у тебя задатки шарлатана. Слушай сюда, есть такой трюк...

Весь фокус сводился к следующему: на столе раскладывались три карты, я должен был, отвернувшись, подождать, пока кто-нибудь притронется к любой из них и потом угадать, какую тронули. Разгадка была в том, что карты раскладывались, как устроено лицо: глаза, нос. И, прежде чем отгадать, я должен был взглянуть на капитана, а он, в свою очередь, почесал бы задумчиво подсказку. Потом количество карт увеличивалось.

Вечером от нечего делать весь коллектив, как обычно, трепался на все темы. Между прочим речь зашла и о сверхъестественных способностях. После того, как все повспоминали всякие случаи из жизни и прочитанное, я небрежно заявил, что у каждого есть что-то. Просто не каждый может это проявить.
    - Ну тогда ты прояви, - со смехом сказал один из присутствующих.
    - Я просто так не могу. Нужно хорошо настроиться, Чтобы другие не мешали и многое другое.
    - Ну, как всегда, - ответствовал один из моих товарищей, - Ляпнуть мы все можем, а как сделать, так в кусты.
    - Ах, так! - вскипятился я, - Тогда вот, самый простой пример!

Я забираю карты из рук играющих, ставлю табурет на середину комнаты и объясняю присутствующим, что нужно тронуть карту, когда я отвернусь. Отворачиваюсь. И по команде участников возвращаюсь к табурету, отметив на ходу чешущийся нос капитана.
    - Вот эта.

Всеобщее молчание. Все задумчиво разглядывают карту. Количество зрителей добавляется. Но, правда, мне оставлен большой сектор свободного пространства. Меня заставляют отвернуться ещё раз. Повернувшись, я замечаю, что у капитана чешется и нос, и глаз. Начинаю самый большой спектакль последнего времени. Наклоняюсь, обнюхиваю карты, провожу над ними руками и обиженно замечаю:
    - Мы же договаривались, трогать только одну карту. Вот эти две были тронуты.

Всеобщее оживление, возгласы и недоверчивые лица вокруг меня.
    - А больше карт можешь?
    - Могу, - и я накидываю на табуретку с десяток карт.
    - А теперь выйди из комнаты!

Выхожу. Жду, когда позовут. Открывая дверь, я увидел странный жест капитана. Он крутанул два пальца в воздухе, а потом не почесал, а прикоснулся к щеке. Ничего себе! Что же это означает? Мы об этом не договаривались. Тяну время, раздумывая. Прошу указать мне на того, кто прикасался к карте. Показывают. Пододвигаюсь к жертве, успевая ещё раз бросить взгляд на своего партнёра. Тот делает отрицательное движение пальцем, потом ещё раз крутанул два пальца, словно меняя их положение в воздухе и опять за свою щёку. Эврика!! Прямой взгляд в глаза того, на кого указали и сногсшибательное заявление.
    - Ребята! Я же просил не обманывать. После того, как он потрогал вот здесь карту вы её поменяли.

Все перестали дышать. Капитан, перелистывая страницу своей книги, вытянул большой палец кверху.
    - А-а-а! - застонал один из зрителей и бросился в открытую дверь. И захлопнул её за собой.
    - Ребята! - донёсся его вопль из-за закрытой двери, - Он нас дурачит. Я сейчас гляжу в замочную скважину и отлично вижу и табуретку и карты.
    - Ну вот! - разочарованно тянут голоса, - Тоже мне экстрасенс.

Я улыбаюсь, накидываю ещё карт и, выходя из комнаты, тяну за рукав одного из зрителей, чтобы телом прикрыл амбразуру. Когда открывается дверь, захожу и весело улыбаясь, вижу, что у капитана ничего не чешется.
    - Ну, что вы испугались? Можно было и потрогать карту. Не вижу ни одной, к какой бы прикоснулись.

Все молча разглядывают карты, разбросанные на табуретке. Иногда кто-нибудь переворачивает одну из карт, чтобы посмотреть, что изображено на обороте. Наконец, мой тренер по настольному теннису произносит.
    - Ему кто-то из нас подсказывает. Пошли все отсюда вместе с ним!
 Когда у тебя сто десять кило веса, можно так приказать всем. Весело гогоча, срочники, молодые офицеры и я выходим из комнаты. В ней остаются только Гена и старый капитан, читающий свою книгу на койке второго яруса.
    - Заходите!
 Я жду, когда все рассядутся, подхожу, беру друга за запястье и, стрельнув взглядом на капитана, уверенно тычу в карту.
    - Эта!
    - М-м! - стиснул зубы Гена, - Этого не может быть!
    - Так, Ген, теперь тебе надо с ним выходить! Ты, кажется, ему сам подсказываешь.

Такое трудно было вытерпеть. Здоровяк обхватил голову руками. Я посмеиваясь внутри, но стараюсь, тем не менее, внешне выглядеть усталым.
    - Ещё можно карты покласть? - спросил один из зрителей.

Я разбрасываю почти всю колоду, отворачиваюсь, потому что меня уже не просят выйти из комнаты и... ошибаюсь. На всеобщее оживление, говорю, что сильно устал, хочу воды и нужно вытереть голову холодным полотенцем. Пока все суетятся, выполняя мои пожелания, мы с капитаном перебрасываемся взглядами, он успевает уточнить у меня к чему относятся вновь покладенные карты и я ещё пару раз угадываю правильно тронутую карту.

Все устали. Просто сидят и подкидывают, как дрова в костёр, свои идеи по поводу фокуса. Я просто жду, что будет дальше, а капитан не отрывается от своей книги. Мой друг сидит молча и вдруг подскакивает и мешает все карты.
    - А вот так можешь отгадать?
 Я вопросительно взглянул на капитана, он слегка скорчил гримасу. Понятно. Выпутываться мне самому надо. Собираю все карты в колоду, тщательно тасую и кладу их на табурет. Протягиваю ладони к Гене и загадочно говорю.
    - Вытащи одну карту, только не гляди на неё.

Гена повинуется. Я обхватываю его ладони своими двумя и, оглядев зрителей, произношу загробным голосом.
    - Если это не король червей, то, значит, я сильно устал.

Гена переворачивает карту и роняет её на пол, следом я хватаюсь руками за койку, на которой читает капитан, потому что ноги меня не держат. Капитан, бросив свою книжку, отвернулся и трясётся в беззвучном смехе. На пол падает король червей!
    - Всё! Спать! - слышатся голоса, - Куда к чёрту! Второй час ночи!

Среди ночи меня кто-то толкает. Я продираю глаза. Гена прикрывает мне рот ладошкой.
    - Вов! Ну скажи, как ты это делаешь? Я никому не скажу.
    - Капитана забыл выгнать из комнаты.
 Гена с размаху бьёт себя кулаком по голове.
    - А король?
    - Что король? Я сам чуть не офигел.

16. Взаимопомощь.

Генерал был такой сволочью, что вторую такую в радиусе многих километров не найти. Каким-то боком он касался нашей бригады и регулярно приезжал с так называемыми проверками. Скорее всего, его просто выгоняла из дому генеральша. И он жил в нашей гостинице неделями, питался в нашей столовой. Причём из солдатского котла не ел. Брезговал. Просто каждый день заказывал прапорщику, заведующему столовой, того, чего ему хотелось бы откушать. Прапор со слезами жаловался нам, что уже и сам не может взять продуктов домой, потому что эта толстая скотина сжирает по курочке в день.

Насытив своё чрево, генерал усаживался в беседку посреди части, рядом с помещением дежурного и устраивал себе развлечения в виде чтения нотаций какому-нибудь офицеру, на свою беду посмевшего пройти неподалёку. Весь офицерский состав передвигался по части короткими перебежками, от одного угла к другому. Либо обходили опасное место через автопарк. И только солдаты веселились, глядя на эти новации.

Принесли черти этого генерала и на наши учения. Привычек он менять не стал. Закусив курочкой, опять сел в центре лагеря и ловил зазевавшихся офицеров. Я иду по своим делам и вижу группу офицеров, спрятавшихся за толстым деревом и мрачно переговаривающихся. Подхожу и выясняю, что генерал поймал  опять офицера и "беседует" с ним, а они как раз хотели выкушать немного огненной воды из старых запасов.

   - Товарищ генерал! Штаб округа подполковника в секретку, - и, небрежно, большим пальцем показываю на вытянувшегося по стойке смирно офицера.
   - Разрешите идти, товарищ генерал! - рявкает подполковник.

Получив разрешение, мы крутанулись на каблуках и с места взяли крупной рысью. Скрывшись за бугром, я хватаю подполковника  за полу бушлата.
   - Стоять, товарищ подполковник! Это была шутка. Народ там ждёт.
Тот протаскивает меня по инерции метра три. Останавливается, соображает и с размаху врезает ребром ладони по стволу дерева. Смеясь, мы присоединяемся к тем, что были в засаде. Некоторое время офицеры возмущённо обсуждают тему и затем подполковник протягивает мне руку.
   - Спасибо, Володя! Ну, сука! Я ему сейчас покажу! Ты с нами примешь на душу? Приглашаем.
   - Не, народ, я не пью.

Через пол-часа в лагере поднялась суматоха. Забегали солдаты в полном снаряжении, заревели моторы, а затем колонна выдвинулась из лагеря на большой скорости по разным направлениям, забыв генерала с его автомобилем, который, к тому же, категорически отказывался заводиться, не смотря на то, что два солдата по очереди крутили ручку. Генералу было лень пройти сотню метров пешком до уезжающих, чтобы спросить, что случилось, а посланный солдат, вернувшись, сообщил, что его послали на три буквы. Ужинал в этот день генерал гораздо позже.

17. Оскорбление.

Штабные офицеры и прапорщики стояли на разводе штаба. Это такое мероприятие, где командиру удавалось увидеть всех своих управленцев трезвыми и непомятыми до того, как они попрячутся в своих кабинетах или других, принадлежащих им заведениях, в раздумьях, чем подсластить очередной день, защищая Отечество.

В отличие от солдатского строя в первой шеренге стояли не молодёжь, а самые старые и уважаемые лица. Во второй же переминались с ноги на ногу так называемые не уважаемые. Время было раннее, занудные рассуждения командира части и начштаба их не особо интересовали. Возраст позволял ещё делать шутки, равнозначные средней школе. Да, ко всем тому, до открытия магазина было довольно много времени.

Рассказав последние новости и анекдоты, молодые прапорщики обратили внимание на старого прапора, стоявшего впереди них, с руками, сложенными за спиной. Он был самый старый прапор нашей части. И знал командира ещё лейтенантом. Поэтому и мог себе позволить такую вольность. Даже, по команде "Смирно", он не размыкал рук, а только слегка приподнимал подбородок.

Перемигнувшись, один и молодых прапоров расстегнул ширинку и, дождавшись последней команды "Равняйсь! Смирно!", вложил содержимое в руку старому прапорщику. Тот машинально сжал ладонь, не поняв, что ему поклали, перехватил несколько раз пальцами и, только по последовавшей команде "Вольно! Разойдись!" повернулся поглядеть, что это такое несдвигаемое ему дали. Отдёрнул руку и захлебнулся воздухом от возмущения и вида двух покрасневших от натуги, чтобы не засмеяться громко, прапоров, один из которых методично продевал пуговицы в петли.

Большая часть офицеров уже удалилась и тут хохот вырвался наружу, добив и без того невысокое моральное состояние старого служаки. Когда же он брезгливо бросился к газону вытирать ладонь, прапорщики, еле держась на ногах, поспешили по своим служебным делам.

Старый прапор добежал до кабинета командира части, но в приёмной не нашёл ничего умнее, как сказал, что ему нужно по личному делу. Был тут же просветлён по части Уставов ВС СССР. Прежде всего, надо было обращаться к своему начальнику. Делать нечего, пошёл к майору, заведующему отделом.

   - Товарищ майор, меня оскорбили действием!

Майор задержал дыхание, расслабил галстук, оттянул ворот рубашки, приподняв одновременно выпяченную нижнюю челюсть. Все эти процедуры позволили ему остаться невозмутимым. Затем он выпил воды из графина и произнёс:

   - Будем докладывать об этом по команде.

И повёл несчастного прапора к начальнику штаба. Оставил его в приёмной и вошёл в кабинет. Минут через двадцать старый хрыч не выдержал и приоткрыл дверь молчаливого кабинета. На столе лежали в беззвучной истерике два старших офицера, махая друг на друга руками, чтобы не шуметь.

Прапорщик злобно хлопнул дверью, плюнул на пол и ушёл.

18. Разбор прыжков.

Капитан, приехавший с ГСВГ был крутее варёного яйца. Сразу нашёл общий язык с начальником спортивной команды и на первых же прыжках, уже примерял на себя Т-4 чужой укладки.
   - Ты погляди, как он напяливает на себя подвесную, - буркнул один из солдат-спортсменов проходя мимо меня.
Капитан и в самом деле напяливал.
В самолёте, как обычно... начальник команды прыгает первым для того, чтобы было больше времени для укладки парашюта. Следующим я выпускаю капитана. Тот мешком вываливается из двери и его тут же забрасывает на сальто.
Скрестив руки на груди и сжав ноги вместе, он свистит вниз, делая уже седьмой переворот. Я и прапор глядим на него сверху.
   - Пипец! - повернулся ко мне прапор.
   - Нет, я ему прибор с превышением выставил...
Но закончить фразу я не успеваю, потому что капитан, уже изрядно приблизившийся к планете, рванул кольцо запасного парашюта. После того, последний раскрылся, сзади выпала оранжевая колбаса основного.
Сверху было видно, как с места сорвался уазик полковника. Ну, вот теперь, точно пипец, подумал я.
Следующим прыгал подполковник - заместитель командира части. Повернувшись к нему, я объяснил заход на круг. Потому что он тоже прыгал на Т-4. Очень внимательно рассчитываю прыжок и выпускаю. Подполковник раскрывается так, как положено. А уазик полковника уже стоит рядом с кругом приземления спортсменов.
Я, выпуская парашютистов, указываю на эту изменившуюся обстановку и напоминаю, что точность надо отрабатывать, как на госэкзаменах. Иначе.... кто его знает, что будет иначе.
Прыгая последнему, мне совсем не сложно зайти на пятак, но бить по нему ногой я не стал, потому что рядом с кругом стоят по стойке "смирно" все прыгнувшие офицеры и спортсмены. И ближе всех, уперев кулаки в бока, полковник.
Приземлившись на две ноги без падения, я картинно роняю купол в сторону и, узрев напряжённость на кругу, прикладываю руку к каске:
   - Товарищ полковник.... выполнил очередной тренировочный прыжок на точность с результатом....!
Командир части  выслушивает меня, приложив руку к фуражке. Затем поворачивается к начальнику команды и недипломатично;
   - Ещё раз, нах, увижу, что боевые офицеры прыгают на спортивных парашютах... сам знаешь, что будет!
   - Так точно! Понял! - рявкает начальник команды, обрадованный тем, что гроза начинает стихать.
Но тут отличается замкомандира. Тот, который заместитель:
   - Товарищ полковник? А я в круг попал.
Полковник, уже занеся ногу на порожек "бобика", лениво поворачивает голову:
   - Ну и что? Ещё раз увижу на этом парашюте, ты ко мне на х.... попадёшь. Понял?
   - Так точно, товарищ полковник, - согласился зам.
И прыжки продолжились.

19. Упражнение номер один.

После того, как я перестал дружить с начальником спортивной команды, а того выперли с этой должности, задержали очередное звание и не перевели в ГСВГ, я стал бельмом в глазу у всего командования части и части разведотдела округа. Что не добавило радости моему комбату - нормальному мужику, хоть и с закидонами. Я же стал служить ещё радостней и ревностней, дабы тень моих возможных проступков не омрачала социалистического соревнования подразделений.
Комбат постоянно находил мне щель в заборе рогаток, наставляемых пьянью с большими звёздами с целью поймать меня на причинении ущерба обороноспособности в общем и родине в частности да и с шумом и треском выставить из армии. Во время всяких проверок и внезапных учений я успешно избегал контактов с полковниками-дебилами, находясь в дежурстве по связи, проведении сеансов связи с передвижных радиостанций, мини-командировках, в которые кроме меня, естественно, ехать было не кому.

Мои сослуживцы-офицеры единогласно приняли меня кандидатом в члены КПСС, что тоже не добавило настроения командиру части и его собутыльникам. А, будучи батальонным запевалой, я вообще радовал глаз командованию части, столпившемуся на трибуне плаца во время прохождения маршем.

В этот раз комиссия округа приехала на стрельбы. Чертыхнувшись, майор заставил старшину батальона оставить насиженное место начальника пункта боепитания и доверил его мне. Работа не пыльная: сиди себе и следи, чтобы солдаты правильно снаряжали "рожки" автоматов. Один трассер - два простых с сердечником - один трассер.... Ночные стрельбы. Упражнение номер один: пулемёт и две ростовые фигуры. Сижу. Ведомость расходов боеприпасов потихоньку заполняю. Появляется старшина батальона.
   - Комбат приказал подменить начальника пункта. Похоже, что кому-то хочется видеть мастерство сверхсрочника.

Дохожу до комбата. Тот мрачно поглядел на меня:

   - Опять из-за тебя всё это. Сидят козлы и ни до чего им дела нет. Подождали пока пол-батальона отстрелялось и чуть не хором про тебя вспомнили. Типа: а где этот ваш знаменитый сверхсрочник. Чувствую, что приготовили тебе гадость. Не подведи. Кстати, приказали, чтобы ты доложился при прибытии.
   - Понял, спасибо!

Занёс я своё тельце на вышку и доложил.
   - А-а-а-а! Так вот Вы какой! Ну, покажите, как Вы готовы Родину защищать. На рубеж бегом марш!

Хм! Чудики! Именно так мы и выиграли упражнение на Чемпионате Сухопутных. Побежал. Докладываю старшему по рубежу, а сзади в мегафон доносится: подайте команду "Газы!", капитан!
   - Пидарасы! - вполголоса прокомментировал капитан и в полный голос:
   - Газы! - и далее уже потихоньку, - Володя, не торопись, я подкорректирую.

Я выхватываю противогаз из сумки и, глядя на капитана, спокойно выдавливаю большими пальцами правое стекло. Надеваю намордник, приготавливаюсь и расправляюсь со всеми мишенями.

"Стрелок, бегом сюда и доложите о результатах стрельбы!" Снова мегафон из освещённой вышки. Похоже, что у них пульт заело и на нём ничего не видно.
   - Отбой "Газы"! - громче, чем нужно, командует капитан на рубеже и протягивает мне заранее открученый свой противогаз. Я благодарю его, меняюсь и доставляю себя на доклад.

   - Умеете стрелять! Вы там у нас ещё и чемпион, оказывается...
   - Служу Советскому Союзу! - реву я, пресекая полупьяные размышления о моей подготовке. После этой фразы подчинённого обязаны отпустить. Жалко их там, вместо мишеней, не было, я бы ещё лучше отстрелялся.

20. Инициатива наказуема.

Вся спортивная парашютная команда метала гранаты. Учебные. Для зачёта в "лошадином упражнении" на соревнованиях, три гранаты надо было закинуть в коридор семи метров шириной на расстояние превышавшее 50 метров. У всех почти получалось. Почти - это значит одна попытка была успешной, а двум другим не хватало нескольких метров.  Я, в основном, отдыхал, потому что мои гранаты стабильно ложились за нарисованной линией с флажком около неё.

   - Смирно! - подал команду начальник команды и бегом побежал к незнакомому подполковнику с докладом. Тот выслушал доклад, подошёл поздоровался, выслушал хор в виде "Здра-жла-тарищ-лковник!" Это был новый заместитель командира части. Молодой ещё и поджарый. Чувствовалось, что спортивные телодвижения ему ещё как родные. Он отметил некоторые ошибки в технике метания гранаты, позанимался с нами отработкой движения, снял и повесил на металлический барьер из трубы, опоясывающий стадион, свою форменную рубашку и пошёл первым на рубеж метания.

Одну за другой он запустил гранаты на зачётную дистанцию и предложил нам повторить. Все начали усердно и успешно повторять. Получилось со всех попыток у всех, кто кидал раньше меня. Моя первая же граната очень высоко преодолела пятидесятиметровый рубеж и, отказываясь приземляться, продолжила путь на десяток метров дальше и рубанула своими гранями по рубашке и барьеру. Грохот был как от разрыва.

   - Отставить! - заорал испуганный начальник команды. Все замерли.
   - Да можно уже и не отставлять, - филосовски заметил подполковник, подошёл к рубашке, взял в руки и задумчиво пропросовывал пальцы в сквозные дыры на материи, - Инициатива наказуема, ё-ка-лэ-мэ-нэ! Только на прошлой неделе пошили.

21. Всегда готовы.

Китайцы напали внезапно. На Вьетнам. Поскольку наш южный сосед ещё с 1968 года сидел у нас в печёнках, тревога была объявлена во всех приграничных округах. Шла демонстрация силы. На границу спешно подтягивались танки, войска, а в тылу шёл массовый призыв военнообязанных. Боевые подразделения части занимались своими делами, а вспомогательные оказывали им необходимую помощь.

   - Будешь начальником по приёму на мобилизационом пункте. Там нужен кто-то физически посильнее, чтобы сглаживать ситуацию.
   - Что? Солдат строить, что-ли? - не понял я
В глазах майора запрыгали весёлые чёртики.
   - Сразу видно, что тебе не приходилось сталкиваться с партизанами. Ну, ничего. Разберёшься в процессе. Да, самое главное: фамилию не спрашивать, а записывать ту, которая в их документах обозначена.

Мобилизационный пункт развернули прямо на стадионе, примыкающему к контрольно-пропускному пункту. Длинный ряд палаток вытянулся в ряд по всей длине футбольного поля. К ним примыкали другие палатки побольше и поменьше, в которые солдаты таскали узлы и ящики. К КПП подъехал первый автобус с мобилизованными. Открылись двери и в них выпали первые прибывшие. Ошалев, я разглядывал невообразимую картину: я никогда не видел столько мертвецки пьяных людей.

   - Не стоять! - прикринул майор, - Начинаем работу!

Зная, куда надо направлять людей, я подбежал к первому попавшемуся, который обнимал автобус, и потянул его за рукав. Мужик отлепился от металла, погладел на меня мутным взглядом и... врезал мне с другой руки. Я нырнул под удар, вывернул руку за спину, схватил мужика за волосы и выгнув перед собой, подбежал с ним ко входу в первую палатку и втолкнул его вовнутрь.

   - Раздеть!

Двое солдат опрокинули будущего воина на землю и рванули в разные стороны пиджак и штаны. Третий стоял рядом и деловито упаковывал снятое в мешок, на который четвёртый воин уже наносил фамилию мужика из его военного билета, подобранного из кучи тряпья. Дядя, не привыкший к такому обращению, поднимался с пола, зажав в руке своё достоинство.

   - Вы чё?

Но ему никто не ответил, Насильно сунув в руку его военный билет, другие солдаты подхватили его под руки и выкинули в другую палатку. Через пол-часа, организовав приём, я пошёл по цепочке поглядеть, что делается в других отделах мобилизации. Увиденное впечатлило. В других палатках на мужиков натягивали форменные брюки, гимнастёрку, вешали на шею застёгнутый ремень, на который уже была зацеплена пара сапог. В один сапог засовывались портянки, в другой - нижнее бельё. Рядом с ремнём повисал противогаз, подсумок, рюкзак с набором нужных предметов. В последней палатке на мужика вешали автомат и каска завершала процесс. С другой стороны мобилизационного пункта в строю стояли взрослые дяди, у которых было ни в одном глазу. Весь их вид говорил о том, что они готовы идти на защиту любимой родины и умереть за неё. Вот только им было непонятно, почему это надо было сделать именно сегодня.

22. Партизанщина.

Кажется, что где-то в недрах обороноспособности страны разошлись в разных направлениях мои две пачки документов. В одних я - отщепенец, отказавшийся от высокого звания коммуниста, а в другой кучке настолько всё тихо и спокойно, что звездопад званий сыпется на мои виртуальные погоны без задержки. С каждым новым званием военкомат отправляет меня на очередные сборы, дабы я там почерпнул чего сурьёзного. Сурьёзного же там были одни пьянки, что позвляло мне оттачивать мои умения управления пьяной шоблой.

Наконец, я попадаю на серьёзную учёбу. Весь контингент партизан состоит из офицеров запаса. Ни одного солдата. Нас учат. Сам командир небольшой части проводит большую часть занятий. Старается. Потому как срок на полковника ему подходит. Приглашают нас в класс для занятий по оружию массового поражения. Подполковник для начала пытается отработать с нами норматив надевания противогаза. Я - один из самых молодых в этой группе и, поэтому, от меня, в основном, идут все приколы и неудобные вопросы.

   - Товарищ подполковник, - перебиваю я нашего преподавателя в самом начале занятия, - А давайте сегодня проведём занятия по организации связи в действующих войсках.
   - Не мешайте мне, пожалуйста, - отвечает он, - Сегодня у нас - оружие массового поражения, а когда будет связь...
   - Когда у нас будет связь, я не знаю, а оружие массового поражения мы, в случае боевых действий, не переживём. И я Вам, товарищ подполковник, это сейчас покажу. Наденьте сами, пожалуйста, противогаз.

Хмыкнув, подполковник подготавливает резиновую маску и, как учили, делает резкий выдох с закрытыми глазами и напяливает на голову. Поворачивается ко мне: типа, ну что дальше? Я же вытаскиваю из-за столов двух своих товарищей и прошу их тоже засунуться в противогазы. Посреди класса стоят три глазасто-резино-хоботных инопланетянина.
   - Скомандуйте им что-нибудь, товарищ подполковник.

Народ в классе оживился. Наш командир повернулся к двум другим противогазам и...
   - Ув-вувв-ва!
   - В-во?
   - А вву ув-вув-ва!

Я прикрикнул на зашедшихся в многоголосой ржачке коллег и, придержав, подполковника, чтобы он не снял противогаз, отвожу двух его подчинённых в другой угол класса.
   - Ещё раз, пожалуйста, товарищ подполковник.
   - Овав-вы оов-ве!
Сорвав с лица запотевшие противогазы, два добровольца скорчились в судороге и перебивая друг друга непечатно сказали, что им ничего не слышно. И, уж тем более, не понятно. Подполковник стянул с покрасневшего лица маску и швырнул её на стол. Вытащил из кармана расчёску и поправил остатки растительности.

   - Чёрт! Мне никогда это в голову не приходило. А как скомандовать взводу? А роте?
   - Связь - нерв армии! Без связи нет управления, без управления нет победы! - блеснул я знаниями военных лозунгов.
   - Ладно! Хорош издеваться. Поскольку с индивидуальной защитой мы закончили, переходим к действиям в условиях применения противником ядерного оружия. Значит, при применением противником ядерного оружия мы, первым делом, укрываемся в бомбоубежище. По окончании бомбардировки на поверхность выходит группа радиационной разведки, оснащённая приборами обнаружения радиоактивного заражения. Кто там у нас командир группы по боевому расписанию?

Я поднимаюсь:
   - Нам не повезло, товарищ подполковник. Начальник группы - я.
   - Почему это нам не повезло? Скорее наоборот, у нас очень умный и находчивый боевой командир.
   - Ну вот этот умный и находчивый не хочет выходить из бомбоубежища.
   - Как это не хочет? - опешил подполковник.
   - Потому что я знаю, что ждёт меня наверху.
   - Но ведь... есть присяга. Приказ! Я могу заставить под угрозой оружия.
   - Присяга и приказ, товарищ подполковник, могут уже не играть никакой роли, потому что мы с вами остались последние живые после этой бомбардировки. А оружие есть и у меня. Но я с Вами согласен. Надо выполнять свои обязанности. Приказ есть приказ. Его не обсуждают, а выполняют. Итак... я выхожу на поверхность, включаю приборы и вижу, что возвращаться мне уже нет необходимости. Доза смертельная и жить мне осталось столько, сколько времени, сколько нужно, чтобы вытащить и передёрнуть пистолет, чтобы не корчиться с ожогами. Внешними и внутренними. Вы меня обратно тоже не запустите, чтобы не нахвататься от меня. В принципе, я обратно и не хочу, но я помню, кто приказал мне пойти и умереть просто так. Я беру один из тягачей, завожу и нагребаю вам на бомбоубежище хороший слой земли на оба выхода. И радиация вам теперь не страшна, но и жить вы будете недолго. А потом я стреляюсь. Как Вам сюжет, товарищ подполковник?

В гробовой тишине класса подполковник садится за свой стол, откидывается на спинку и, закинув руки за голову, смотрит поверх наших голов. Все ждут. Подполковник тоже чего-то ждёт. Не дождавшись, он со стуком опускает руки на крышку стола.
   - У меня брата призывали убирать на Чернобыле. Сейчас уже не поднимается с кровати. Всё! Занятие окончено! Все свободны!

Это были, наверное, самые убийственные сборы личного состава в ВС СССР. Восемь трупов из тридцати двух возможных. Народ по пьянке попал на грузовике под поезд, отмечая окончание сборов.
Интересно, какое там у меня уже звание?