- Вообще, ты почаще должен действовать, как дипломат. Не говорить нет. Это помогает в жизни.

Так поучает меня мой кореш. И я не упускаю возможности ответить ему тем же.

Летом в Альпах делать нечего. Только редкие безумные парапланеристы залётывают. И поэтому в отеле только я и мой друг-бельгиец. Хозяин отеля от безделья и от французского пофигизма не сильно уделяет внимания кухне. Меню от этого разнообразнее не становится. Сыр, грибы и какие-то соусы - весь набор. И мне становится всё грустнее от нашего пребывания в горном краю.

Одним вечером хозяин приготавливает на нашем столе что-то с видом свадебной торжественности. Вы, говорит, должны обязательно попробовать фондю савойярд. Моему корешу всё почти по барабану, потому что каждое блюдо от приправляет двумя бокалами вина и кушанье идёт как по маслу. Мне же от вида лежащих на подносе продуктов становится не по себе. Поскольку продуктов, как таковых и нет. Хлеб и сыр.

Зажигается спиртовка, заливается в плошку белое вино и в нём, горячем, расплавляется сыр. Теперь нужно вилочкой подцепить кусочек хлеба и этим кусочком намотать алкогольно-сырной жижи. Мне! Непьющему! Я понял, что вот так и заканчивают жизнь. Необдуманными поступками. А есть хочется! Проглатываю несколько противных кусков. В желудке прочно обосновывается стандартный кирпич с острыми необбитыми углами.

Наутро кирпич всё ещё лежит на своём месте. А летать? Бельгиец тоже недовольно прохаживатся по поводу этого злополучного фондю. Но дипломатично молчит при появлении хозяина отеля...

После первого же полёта меня выворачивает наизнанку. И едва остановив машину, я оглашаю альпийские окрестности звериным рыком. Всё! С меня хватит! И я бросаю друга на произвол и поднимаюсь на гору пешком. Для улучшения самочуствия.

Наверху я нахожу кореша, сидящего в ресторанчике, в хорошем расположении духа. Посмотрел на меня с иронией.
    - Ну, что? Русские - народ слабый?
    - Я посмотрю на тебя -, отвечаю -, когда вечером мы опять увидим на столе сыр и грибы.

А тут прибегает владелец ресторана, увидев, что нас уже двое за столом: чего изволите? Огурцов, заявляю, солёных. По невыносимой тоске, появившейся в глазах ресторатора, я понял, что перебрал. Извиняюсь и говорю, что нечаянно употребил русское слово, которое обозначает маринованные огурчики.
    - И всё? - спрашивает.
    - Нет, ещё чашку чая, в которую покладите четыре пакетика чая.
Француза качнуло и он, схватившись за край стола, вопросительно посмотрел на моего компаньона.
    - Ничего страшного, - улыбнулся тот, - я такое уже видел. Это с ним бывает. И он до сих пор живой.

Вечером мы садимся за стол в отеле и видим что-то отдалённо напоминающее солянку, в составе которой (опять!) сыр, грибы... Я рассказываю хозяину отеля о том, как меня укачало на параплане и теперь мне совсем не хочется есть. Хотя кухня французов нам очень нравится. Особенно моему другу. Хозяин довольный удаляется.

Мой кореш обречённо заглядывает под стол.
    - И собаки у него нет.
    - У него была,- отрезаю я,- но она сдохла. Ешь! Еда тоже входит в дипломатический этикет. Тебя не укачивало. Тебе это нравится. Попробуй теперь найти предлог и не съесть хотя бы треть. Надо быть почаще дипломатом. Сам говорил.

С садистским интересом я изучаю содержимое тарелки и вылавливаю редкие заблудившиеся кусочки картошки. Ожидаю стакан тёплого молока, заказанного по случаю недомогания и даю ещё несколько советов по съедению испорченных приготовлением продуктов. Эту фондю я уже не забуду никогда в своей жизни.

68. Приснилось.

   - Между прочим, здесь проходит граница между Испанией и Францией! - полицейский пытается разъяснить группе китайцев, что пройти удастся только показав паспорт. И тычет рукой в пол между двумя барьерами, перегородившими проход в зале. Объяснять китайцам можно по-любому, потому что они уверенно молчат на всех языках мира. Но, бывает, что они все сразу начинают говорить вместе. На китайском. И тогда.... на лбу полицейского появляются капли пота и, чтобы остыть, он жестом выхватывает из толпы кого-нибудь европеоидного и, глянув в паспорт, пропускает. Махнул и мне. Я уже слышал, что он говорит по-испански, приближаюсь, скороговоркой бросаю, что бумаг нет и лучше, если я буду последним.

Наконец, флик уговаривается в усмерть китайцами и пропускает их всех скопом под честное слово, что это - в последний раз. Подходит ко мне и вопросительно глядит на меня.

   - У меня нет бумаг и я - вооружён.
   - О, блядь! - полицейский отпрыгивает назад и хватается за пистолет.
Увидел мою улыбку и отпускает рукоятку. Делает шаг ко мне.
   - Где? Покажи!
Я сую руку за пояс и флик снова отшатывается от меня.
   - Нет! Не трожь! Пошли к шефу!

Заходим в околоток. Флик храбро хватает меня за рукав.
   - Шеф! У него оружие!
   - О! - шеф отрывается от бумаг и повышает голос, - Ребята! У нас есть работа!
Со всех дверей вокруг выпадаю молодые полицейские,
   - Где? Доставай!
   - Я сам достану, шеф! - совсем расхрабрился мой сопровождающий.
Я улыбаюсь всем сразу и достаю кастет. Уже продемонстрировав, что я почти не понимаю по-французски, я не собираюсь менять привычки без особых причин. Расстёгиваю пояс и поворачиваюсь к моему охраннику.

   - Доставай! - по-испански.
На всеобщее обозрение появляется револьвер.
   - О-о-о! - дружно тянут голоса.
Отдаю ещё несколько штучек, достаю из кармана видеокамеру-авторучку и протягиваю её шефу.
   - Видеокамара, - (так звучит по-испански).
Такого они ещё не видели. Шеф берёт в руки, осматривает, поднимает голову на меня.
   - КГБ?
Я ухмыляюсь и продолжаю опорожнять карманы. Закончив, расстёгиваю кобуру скрытого ношения и тоже отдаю шефу.Он крутит её в руках и поворачивается к одному из молодых полицейских.
   - Вы что, коллеги?

Молодой смеётся. Атмосфера давно уже перестала быть напряжённой. Но, мне, тем не менее, делают нетщательный стриптиз, объясняя, что это для поиска наркотиков. Испаноговорящий просит меня отдать и очки тоже. А то, мол, в депрессивном состоянии человек может воспользоваться очками, чтобы порезать вены, например. Я отдаю свои окуляры. Потом снимаю зубной протез.
   - Этим можно порезаться ещё лучше.
Полицейский, приблизив лицо, разглядывает мои зубья со сторон и произносит.
   - Серьёзная штука. Но мы не можем отбирать зубы.

Ещё некоторое время мы решаем процедурные вопросы. Мне обещают адвоката, переводчика и просят подождать на стуле. Садясь на стул, я обращаю внимание, что у меня не забрали шнурки ботинок. Меня пробивает на смех. Нервное, наверно. Все глядят на меня. Поскольку уже ушёл тот флик, что говорил по-испански, мне приходится жестами (я же не говорю по-французски) объяснить, что забрали подтяжки, но оставили шнурки. А для повеситься они подходят лучше.

Заходит ещё какой-то шеф. Что тут, говорит, за веселье. Да, вот, отвечают, он смеётся над нами, что забрали подтяжки, а шнурки оставили и, ведь, прав такой-сякой.
   - Непорядок, - заявляет шеф и приказывает мне снять шнурки.
Я уточняю жестом "это". По-испански говорят "да". Я так же жестом ещё раз на шнурки и потом на коробку на столе "это - туда".
   - Уи, мёсьё.
Неплохо. Я - уже мёсьё. Через некоторое время появляются адвокат и переводчик. Точнее, переводчица. Один из фликов делает серьёзное лицо и долго-долго выговаривают адвокату. Потом, мы втроём: я, адвокат и переводчица уединяемся в комнате.

   - Вам инкриминируют нахождение с оружием на территории Франции и это может потянуть лет на 3-5.
   - Я не пересекал с оружием границу Франции, и, самое главное, я сразу заявил, что оно у меня есть.
   - Но официальная граница Франции находится в другом месте!
   - Очень, - говорю, - Интересно. Значит, для китайцев граница расположена в одном месте, а специально для меня она передвинулась на несколько десятков метров.
И я рассказываю адвокату, как началась история. Он соглашается, что ситуация не совсем ординарная и уходит на совещание к полицейским. Возвращается с серьёзным лицом полицейского в придачу.

   - Они говорят, что дело может быть ещё серьёзнее, - переводит мадемуазель.

   - Скажите им, - я обращаюсь к ней, - Что я сейчас закрою рот и открою его только тогда, когда выйду через пять лет из тюрьмы. И пусть не думают, что я выйду лучше, чем я есть сейчас.
Дама тщательно переводит и полицейский задумывается на целую минуту.

В процессе меня приглашают присесть к столику, на котором пожилой полицейский разложил всё моё денежное довольствие и карманное имущество. Тщательно рассортированы монеты, бумажки, патроны... Дядька долго и безуспешно рассказывает мне, что всё это появилось из моих карманов и, поэтому, он должен вместе со мной всё пересчитать, описать, запаковать и подписать вместе со мной упаковочную квитанцию. Если поступит команда, то он, согласно описи, всё вернёт в мои руки.

В последнее я не поверил, потому что не в правилах полицейских отдавать нелегалам в руки оружие, невесть откуда у них появившееся. Но, тем не менее, я, одобряя действия служащего, по-испански три раза произнёс "Си сеньор!" и один раз "Но проблема". Расстрогавшись такой понятливостью,  полицейский ни с того ни с сего вдруг переключился на политику и стал мне объяснять, что в Испании всё хорошо, потому что там есть король. А они, вот, своему королю голову отрубили много лет тому назад и с тех пор кто бы ни пришёл во власть, все воруют и воруют. И теперь этот Саркози... себе ворует, Карле ворует, своим друзьям тоже приворовывает.

Мне захотелось обнять бедолагу, погладить по голове и утешить. Но меня удержало только то, что я не понимал по-французски и шевельнувшееся внутри злорадство: вот проголосовали бы на последних выборах за тётку и не нужно было бы плакаться. Поразмышляв, я опять сказал "Си, сеньор!", потом подумал и добавил: "Мафия", "Проблема".
В это время появился ещё один шеф и заявил:
   - Это у него и в самом деле шпионская видеокамера. Я нечаянно нажал на кнопку и она меня засняла.
   - Надеюсь, что ты стёр это видео с его камеры, - повернулся к нему другой полицейский, сидящий у компьютера.
   - Да, но, вроде бы, я ещё и поломал ему камеру.
   - Ничего страшного. Мы не будем ему об этом говорить.

Ну, вот! Коза - ваша мама, бляди безрукие! Можно было бы и попросить показать, как работает. Но я возмущаться не стал,  с интересом наблюдая на то, как считают мои деньги. А потом меня снова повели разговаривать. С помощью переводчицы. Надо отдать должное мадемуазели. Язык она знает превосходно, переводя всё, что я говорю, или мне сказали. Со всеми нюансами и обходя расставленные мной словарные ловушки. Даже когда она не знала перевода специального слова или термина, она доводила смысл сказанного до нужных ушей.

Разговор то и дело сбивался на посторонние темы. Народ явно наслаждался возможностью поговорить с умным собеседником. Из-за этого между полицейскими возникла лёгкая перепалка: обоим хотелось побыстрее закончить свою часть, а компьютер был один. Победил тот, что интересовался оружием. Выгнал коллегу из-за стола, сел, подцепил авторучкой револьвер и протянул его мне.
   - Зарядите!
Я вопросительно поглядел на переводчицу, старательно удерживая мою нижнюю часть жевательного устройства от упадения на пол. Вы где учились, защитники французских граждан, мать вашу? Разрядить пистоль даже не посмотрев как он был заряжен. А если бы я уже помер за это время? Кто бы вам показал, как это делается?
   - Зарядите! - перевела толмачиха.
Я взял в руки железяку, вежливо показал как что и куда вставляется, взял в руки патрон и, заметив, как напрягся полицейский, пальцем показал, куда он вставляется. Плечи полицейского обвисли расслабленно. В дверях показался его оппонент по обладанию компьютером.

   - Префект сказал, что мы можем решить все вопросы сами, уничтожив оружие и отпустив его на все четыре стороны. Но окончательно это будет ясно завтра.
Оружейник сразу потерял ко мне интерес и ушёл, не забыв отодвинуть от меня подальше коробку с железяками. Его коллега сел на освободившееся место и сунул нос в коробку. Вытащил авторучку-стрелялку, с трудом взвёл и, прицелившись (без ствола, конечно) в потолок, спустил затвор второй рукой. Повернулся ко мне.

   - Так правильно?
Переводчица перевела. Я помотал отрицательно головой и протянул руку. Флик безбоязненно отдал мне трубку. Я быстро взвёл одной рукой и также одной произвёл спуск. Мужик восхитился и повторил процесс сам. Потом повернулся ко мне, постучал пальцем по своей голове и выставил большой палец кверху. Порылся в картонке, достал кастет, надел себе на руку, несколько раз сжал ладонь.
   - Удобно! Это не переводи!
И швырнул кастет в коробку, которая стояла возле переводчицы. Я сделал резкое движение, подскакивая. Все с интересом уставились на меня.

   - Более идиотского я здесь сегодня ничего не видел. Если бы он случайно попал по капсулю, то ты могла бы остаться без глаза, - сказал я переводчице.
Мадемуазель побледнела, отодвинулась от коробки и медленно слово в слово перевела полицейскому всё, что я сказал. Флик обиженно повернулся ко мне.
   - Я тут прокурору и префекту звоню, чтобы разрешили тебя освободить, а ты идиотом меня называешь.

Сам-собой разговор ушёл с официальной темы. Ещё некоторое время мы потрепались ни о чём. Ещё пару раз полицейский напомнил мне, что он - не идиот и меня снова отправили на отсидку. Заодно решили и покормить. После риса с подливкой я знаками показал, что мне надо почистить зубы. Открыли, разрешили взять пасту и щётку и отвели к крану с водой. Три молодых полицейских с трёх сторон наблюдают за моими манипуляциями. На всякий случай. Чтобы я чего лишнего не проглотил.
Почистив хавку и зубные протезы, я отправляю их в рот и на автомате хватаю губку, лежащую на раковине, и смываю поверхность.
   - Вот чёрт! - бормочет сзади девка-полицейский, - Я бы, наверное, не догадалась это сделать после себя.

Мой престиж, и так уже высокий, взмывает до небес, но это не мешает мне провести остаток дня в "обезьяннике". Два на два метра. Не разгуляешься и поэтому большую часть времени я дремлю на топчане. Знал бы я тогда, как мне это аукнется в ближайшее время!
Вечером передо мной извиняются за то, что на ночь здесь всё закрывают и меня перевозят на машине одного из фликов в городскую кутузку на ночлег, предварительно добротно застегнув руки пластинчатыми наручниками. Целая ночь на топчане (идиот!) и наутро за мной опять заезжает тот же полицейский. Руки в замок и назад в деревню.

Я оставляю служивым мои автографы, мне возвращают вещи и деньги. Совсем потеряв чувство вежливости, начинаю нарываться на неприятности.
   - Я уже говорил вам, что я – писатель. И, разумеется, я напишу очередной рассказ о нашей с вами встрече. Никто из вас не хочет войти в историю?
Полицейский вопросительно глянул на переводчицу, дождался перевода и раздражённо буркнул, что только этого ему и не хватало.
   - Он не хочет, - старательно перевела мадемуазель.
   - А я слышал, как его зовут и могу и сам написать то, что хочу, - усугубляю я ситуацию.
Полицейский услышав своё имя более внимательно выслушал перевод и так ласково на меня глянул, что я понял: настало время заткнуться.

      - Ножницы отдайте! - напоминаю я.
Отдают. Таким же образом я получаю и складной нож, продемонстрировав мои знания о 7-сантиметровом лезвии, с какого ножик является холодным оружием. Мне ещё раз напоминают о том, что в моих интересах побыстрее уехать из Франции, чтобы не всплыло моё дело о заезде с оружием и меня выставляют за дверь околотка.
"И свобода нас встретит радостно у входа..."

Радость свободы оказалась ущербной. Железнодорожники Франции решили забастовать, о чём мне с печалью в голосе сообщает дежурная по вокзалу и отправляет меня на шоссейную дорогу рядом с пляжем, по которой ходит автобус на Перпиньян. Выхожу на улицу, вижу у забора трёх молодых людей и находит на меня, наконец, озарение. На достаточно понятном для них французском я спрашиваю, как пройти к пляжу и отправляюсь туда по подземному переходу.

Возле пляжа нахожу много такого же, как и я, дезориентированного народа, явно не обрадованного забастовкой железнодорожников. Автобуса нет, расписания нет, нет и знака самой остановки, но, вроде бы говорят, что именно здесь останавливается автобус. Театральная пауза. И я иду пополоскать ножки в Средиземном море. Заодно и носочки поменять, ибо пахнут плохо. ...Завязываю второй ботинок и.... Нет! Только не это! Замираю, жду. Да нет, показалось. Тем не менее, осторожно беру чемодан на колёсиках в руку. До асфальта его нужно нести метров десять по песку. Когда до ступенек остаётся менее двух метров, внутри что-то взрывается.

Если я и  сказал чего, роняя чемодан, то очень тихо. Но в ушах ещё долго гремит эхо про секс с чужой мамой. Стою, как принято в таких случаях, упёршись руками в колени, и пытаюсь выпрямить спину. Индейское жилище! Прямо физически ощущаю, как мой любимый диск покидает насиженное место и начинает свой путь наружу.

Отыскиваю глазами рядом со мной большой камень и опрокидываюсь на него спиной. Народ, сидящий на набережной с интересом наблюдает за идиотом, который, наверное, загорать решил. Результат - ноль. Выходит и выходит всё дальше мой диск. Уже чувствую, как ноги двигаются сами-собой, выгинает дугой спину, начинают дрожать руки и сбивается дыхание. Вот я и приехал! А не поторопился ли я, отдавая железяку полицейским? На будущее надо будет иметь такой медикамент под рукой. Не смотря на гадкость состояния, мне ещё и смешно становится: досупермэнился. Сквозь слёзы от боли я различаю вывеску пожарников через дорогу, каким-то непонятным образом перебираюсь через трассу и жму на кнопку в дверях.

Уже не притворяясь, я ничего не могу сказать по-французски, но на моё счастье оператор на другом конце проволоки понимает испанский. Через несколько минут рядом со мной стоит скорая помощь. Пожарники быстро понимают ситуацию и укладывают меня лицом вниз на носилки. Опускают голову ниже ног и, услышав моё "мяу!", понимают, что лучше сделать наоборот. Меня уже всего трясёт, пот заливает лицо, но я умудряюсь показать, где в чемодане лежат бумаги.

Вытащив полицейское предписание покинуть Францию, пожарники озадаченно чешут затылки и звонят в полицию. Ещё бы! Граница - вот она, рядом, а в госпиталь везти надо вглубь страны. Приезжают полицейские, выслушивают неудовольствие пожарников, сообщают, что на меня ничего нет и я - свободен. Пожарники решают везти меня в госпиталь в Перпиньян. Съэкономил на дороге, блин! Эх, дороги..! Я тут же вспомнил, что я - во Франции. Если тряску в направлении перед-зад я ещё могу вытерпеть, то боковые сдвижения чуть не лишают меня остатков сознания. Я догадываюсь растопырить локти, упереться ладонями в бёдра и, зафиксировавшись таким образом, потея, как у мартеновской печи, терплю до госпиталя. Хорошо что пожарник, что был со мной, понимал по-испански и подложил мне что-то мягкое между локтями и поручнями носилок и ещё и ремнём к ним притянул.

Госпиталь. Это вам не Испания! Всё работает как часовой механизм: кровь сюда, штаны туда, бирку на руку, чтобы не потерялся, и в палату. Появляется доктор. Языки на выбор: французский и английский. Начинаю всё лучше понимать французский. И говорить на нём же. Доктор желает видеть меня так, чтобы я лежал на спине. Как я поворачиваюсь с живота - я, когда-нибудь, напишу отдельную книгу. Но, наконец, я оказываюсь в нужном положении с обеими руками под спиной. Точнее, под поясницей. Уходит доктор, появляется медсестра с капельницей и просит освободить руку. Прошу дать мне простыни для того, чтобы заменить руку. Получаю две, скатываю валик и вытягиваю из-под себя руки.

"И лежу я весь забинтованый, каждый член у меня расфасованый..."

Начинают накапывать мне какой-то гадости. Нет, я понимаю, что тётки всё делали правильно и от всей души, но также я осознаю, что имунная система моего старческого организма будет подорвана и надолго. Надо как-то вставать на ноги. Но для этого мне нужен деревянный валик и жёсткий пол. А вместо этого - мягкая кровать.

Время ужина. Еле-еле отбрёхиваюсь от добрейших француженок с их супом. Какой, нафиг, суп? Я же знаю, как в туалет ходить в таком состоянии. Ночь без сна и только под утро я забываюсь, лёжа на боку, после очередного флакона обезболивающего через капельницу.
Наутро меня чуть ли не насильнол заставляют сделать "пи-пи". То, как я это делаю, подвигает мадам медсестру на ответные действия. Она приносит и оставляет мне на столике "утку". Типа, это вам для "пи-пи".

Ну вот и всё! Утку - супермэну! Вот позор-то! Этим я даже похвастаться не смогу. Никто просто не поверит! Дожидаюсь, когда мне сменят капельницу и оставят одного на долгое время, я изучаю кнопки моей трансформирующейся кровати и сползаю спиной по краю койки ногами на пол. На ощупь поднимаю кровать и потом перекатываюсь на позвонках по торчащему ребру края, опуская ноги опять до пола.

Наконец, в очередной раз я слышу знакомый "хряп!". Глаза выпадают наружу, потом возвращаются назад и я встаю на мои ходули. Медсестра застывает на пороге, увидев меня расхаживающего, как бобик на верёвочке, возле кровати. Далеко отойти не пускают трубки капельницы. Рентген мне сделали ещё в первый день, а теперь я самостоятельно добираюсь до магнитнорезонансного сканера. При следующем посещении доктора я отчётливо вижу в каждом его глазу интернациональное слово "симулянт".

Доказывать обратное у меня нет ни времени ни желания и я делаю встречное предложение: а не выписать ли меня? Док соглашается, всем своим видом показывая, что если бы он раскусил меня раньше, то я бы сюда и не попал.
Я переодеваюсь, пробую поднять чемодан и понимаю, что лучше его тащить волоком, не обращая внимания на состояние дороги. Благодарю всех, кто попадается мне по дороге, за всё, что для меня сделали и тяну мой чемодан до ближайшей автобусной остановки.

   - Похоже, месье, что у Вас серьёзные проблемы со спиной, - раздался голос за спиной, когда я, чертыхаясь, затягивал мой чемодан на высоту бордюра.
Обернувшись, я увидел улыбающегося мусьё немного постарше меня.
   - А что? Очень похоже?
   - Конечно! Я тоже так ходил десять лет назад. Вы знаете, что тут у нас есть горячие источники, которые помогают людям с такими проблемами?

Я принял охотничью стойку. Ничего себе! Езжу тут, понимаешь, по всяким европам, а такого не слыхал. Слово за слово, знакомимся и меня приглашают посетить волшебное место с длинным названием Амели-ле-бан-Паляльда. Русское написание не передаёт правильное с элегантным прононсом произношение этого названия. В первый же день я готовлю французскому знакомому испанский салат, а сам под его руководством опускаю моё бренное тело в сделанную из бетона ванну возле источника, через которую протекает вода подогретая до 60 градусов. Хорошо - это не то слово, коим можно передать моё состояние, когда я отмокал в этом подарке природы.

Через минут пятнадцать меня просят покинуть такое приятное место. Дядька всё время внимательно глядит на моё лицо. Я вытягиваюсь из ванны и... о чудо! Боли в спине как не бывало. Теперь я понимаю механизм возникновения религии у древних людей.
   - Руками вот здесь придерживайся, пожалуйста.
Я не успел ничего возразить, демонстрируя свою бодрость, потому что пол каменный вдруг шевельнулся и угрожающе направился к моему лбу. Соприкосновения удалось избежать только опустив голову ниже колен и повиснув одной рукой на каменной ванне.
   - Значит на тебя подействовало, - заключает месьё, - Можно и попить этой водички из-под крана.
Я с удовольствием причащаюсь и нахожу, что и эта процедура мне понравилась.

Благодарю моего нового знакомого за такое чудесное излечение солидной кастрюлей окрошки, которая тоже принимается "на ура" и тут же билет в зубы и с новой спиной я прыгаю на первый же попавшийся поезд, коих могло и не быть в виду того, что железнодорожники забастовку надолго устроили.

О забастовке. Взгляд, так сказать, изнутри. Французы, если бросают работу, то делают это так, чтобы причинить наибольшие неудобства окружающим. Только что начались школьные каникулы. Многие группы учеников вместе с учителями выехали на экскурсии. Вот в этот-то момент и делается такой ненавязчивый сервис. У бастующих ещё и хватает наглости на вокзалах раздавать одуревшим пассажирам опросные листы. Типа, что вы думаете о нашей службе. Я понимаю, что бога нет, но манера показать это меня в восторг не приводит. Оставшиеся немногие скоростные поезда напоминают пригородные электрички: люди стоят в проходах, тамбурах. Никто не проверяет билеты. Анархия - мать порядка!

К моему счастью, я проскакиваю страну без многочасовых ожиданий и довольно скоро оказываюсь в хате моего давнишнего знакомого, который уже несколько лет, как перестал отзываться на письма и звонки. Встреча производит на меня огромнейшее впечатление, если так можно сказать, без упоминания матерных слов.

Бывший директор нескольких фирм. В том числе и довольно известных. Уже давно потерял бизнес, находится под судом, от нервных проблем - совсем оглохший. В доме - холодина, потому что не работает отопление. В добавок ко всему, сгнило деревянное крыльцо на входе, ставя под угрозу целостность ног входящих. Про его отношения с женой гораздо лучше может сказать скрипка в руках не умеющего играть человека.

Первым делом, я простужаюсь и заболеваю. Хорошо хоть не мексиканский грипп, но воспаление лёгких, усугубленное двухсторонним гайморитом, на несколько дней опрокидывает меня в постель. Потом, под моим давлением, ремонтируется котёл и в доме появляется горячая вода. Отопление работает в меньшей половине дома, потому что несколько лет назад кореш проткнул дрелью трубу в стене и категорически отказывается её ремонтировать, потому что так экономнее.

Супруга кореша выделяет деньги на ремонт террасы и крыльца. Ещё пару дней я провожу в работе, занимаясь плотницкими и другими сопутствующими делами.

Родственник кореша - медик и специализируется на позвоночнике. Я прошу организовать мне консультацию. Друг предлагает мне отдать мои рентгеновские снимки. Подумав, я отдаю только СД, оставив себе оригиналы. Опасения оправдались: сидюк не доходит до адресата и не возвращается мне обратно. И я тоже не попадаю на консультацию к доктору.

Крыша у кореша продырявилась окончательно и я решаю оставить его дом. Возможно, навсегда. Мне будет печально увидеть бывшего миллионера в ещё более гадкой ситуации. Хотя я и обещаю его детям новую встречу. Интересная страна, где так запросто мужики с ума сходят!

Зато этот сдвиг по фазе не мешает ему рассуждать о превосходстве своей национальности над другими. Где же проходит граница сумасшедствия? Наверное, правы были советские офицеры, оравшие по пьяни в ночной Восточной Германии "Дойчлан юбер аллес!". Но мой кореш - не немец, совсем не советский офицер и пьяным я его уже лет десять как не видел.

Незалеченное воспаление, перенесённое на ногах,  меня будет сопровождать в течении следующих полутора месяцев. Но сдохнуть и в этот раз не удалось.

69. Закон сохранения.

Соревноваться я люблю. В моей жизни было много соревнований. От дворовых, до всесоюзных. Которые, впрочем, от дворовых отличались в худшую сторону склоками, подлянками, нарушениями правил. Но теперь я решил освоить парапланерные соревнования. Новое дело, новое место, только пилоты все старые, в смысле знакомые. Это и успокаивало и настраивало на безмятежный лад.

Но, как в известном анекдоте - расслабляться опасно, а то...
Полёт на дальность, с финишем. Т.е. если хочешь, то после взятия финишного пункта, можешь дальше лететь на улучшение собственных рекордов. В списках участников не только начинающие компетиторы, но и зрелые, которые и на международных соревнованиях участвуют. Они-то и стали портить всех остальных.

Старт. Это действо происходит тогда, когда кого-то, оказавшегося в воздухе возле старта, начинает поднимать. Тогда, толкаясь локтями, касками и крыльями в воздух без всяких очередей и без особой осмотрительности спрыгивают со склона все самые хитрые. И умные. Подумав, я решил не претендовать на эти две категории и улетаю в окошко между такими столпотворениями. На мою беду, сразу же после отрыва от склона меня начинает поднмать вверх. Несколько десятков секунд и вокруг меня сформировалось облако из разноцветных крыльев. Ни повернуть, ни вздохнуть. В окружающих меня пилотах я, к своему ужасу, обнаруживаю много чайников, которые только-только начали летать самостоятельно. Воображение нарисовало комок разноцветных тряпок, летящий вниз.

Найдя окошко в этой толчее, я жму на акселератор и вылетаю в сторону. Один! Прижимаюсь к прогреваемому склону и снова начинаю подниматься. Вся оставленная ранее мной банда разворачивается и прёт в лобовую атаку на меня. Мне два раза повторять не надо и я, воспользовавшись тем, что нахожусь выше, опять жму на акселератор, проскакиваю над атакующими и продолжаю набирать на том месте, где они только что были. Самые глазастые тут же пристраиваются ко мне, даже не завершив первый вояж. Глядя на них, начинают поворачивать и остальные. У доброй половины более летучие, чем у меня, крылья и скоро мы уравниваемся по высоте.

Внутренний голос сообщил мне, что пора завязывать с гонками на открытом пространстве и лучше поехать в сторону финиша. Может по дороге чего доберу. И я поехал. Пусть не долечу, но зато и не завяжусь ни с кем из новопилотов. Но по дороге азарт берёт своё и, провалившись в очередной раз, я скребусь возле склона на высоте не более 10 метров, пытаясь зацепиться хоть за какой-то поток. Через некоторое время вокруг меня темнеет от крыльев. Народ, прилетевший в зону нисходняка выше, чем я, тоже занялся выживанием, не глядя особо на соседей. Каждый считает, что именно он и должен первым ухватить восхоящий поток, потому что он - исключительный. На опасность полёта над скальником никто не смотрит, включая и меня.

На тех соревнованиях я так и не долетел до финиша, потому что наплевал по дороге на все мои амбиции и понял, что две ноги - это не роскошь, а средство передвижения, которые надо сохранять как можно дольше неполоманными.

В точно таких же условиях я поучаствовал в ещё одних соревнованиях и дал себе слово, что никогда больше я не запишусь ни на одни соревнования по параплану.

70. Валенки.

На одном форуме я вдруг увидел объявление: продам валенки, любых размеров, в любых количествах. Намучавшись с полировочными дисками из тряпок, я вдруг почти физически ощутил удобность работы на войлочном диске, который я сделаю из валенка. Списался с товарищем (пардон! господином) и получил заверения, что будет мне пара валенок новеньких и самого большого размера. Ждём-с. Вместо валенок по нормальной почте получаю письмо по электронной. Далее – почти дословно:
«Прихожу с валенками на почту (в Москве), спрашиваю:
   - Валенки можно отправить?
   - Конечно. Куда вы их будете отправлять?
   - В Испанию.
Глубокая и глубокомысленная пауза с жужжанием мух на оконном стекле. На дворе – июнь. Но тётка знает, что делает.
   - Ээээ... У вас есть сертификат-разрешение от ветнадзора?

На следующий день захожу в кабинет ветврача. Тот, узнав зачем я пришёл, веселился до самого последнего момента, когда я с его справкой скрылся за дверью.
Снова захожу на почту. К молодым и не очень работницам почты добавился не совсем молодой мужик со стеклянным пронизывающим взглядом. Подаю справку и валенки.

Наблюдаю, как их осматривают, обнюхивают, чуть ли не пробуют на язык, засовывают по очереди руки в каждый валенок, но увы: драгметаллов, бриллиантов, алмазных россыпей в них не обнаруживается. Уносят, сказав, что посмотрят для них подходящий ящик. Приносят обратно и продолжают осмотр. Пытаются просмотреть на просвет (валенки!).
Наконец, отчаявшись, выкладывают мне их обратно на стойку и заявляют, что валенки в Испанию отправить нельзя, потому что они отсутствуют в списке разрешённых предметов. Список под рукой у них не оказался и мне осталось только поверить им на слово».

Прочитав письмо я понял, что эта страна нас всех переживёт. Но диск для полировки мне всё ещё хотелось заполучить. И я рассказываю этот случай своему знакомому в Крыму. Тот, не долго думая, идёт на почту и отправляет мне пару валенок, которые из Крыма в Испанию, наверное, посылаются настолько регулярно, что служащие на украинской почте совершенно не обратили на это внимания. (Спасибо, Серёга!).

71 «Глаз» урагана.

Старички попросили отремонтировать снаружи стену деревенского дома. Наши отношения были выше дружеских, что позволило мне проигнорировать прогноз погоды по радио с обещанием больших осадков по всей округе. Приехали уже затемно. И наутро я весь был в работе. Мелкая и крупная металлические сетки с цементной стяжкой поверху должны были надолго законсервировать крепкую саманную стену более чем полувековой давности.
Рядом ковырялся сосед, решивший тоже посвятить свои выходные для благоустройства своего деревенского жилища.
     - Давно я такого уже не помню, чтобы прогноз погоды так промахнулся, - сказал мне он, когда мы соприкоснулись в перерыве между нашими работами, - Судя по радио, везде льёт как из ведра, а у нас тишина и солнышко.
У меня не было радио с собой и я согласился с ним, что нам повезло. Но что-то свербило в потёмках под остатками растительности на голове. Типа, так не бывает.
   - Что ты имел в виду, когда сказал, что везде льёт дождь?
   - Ну, во всех провинциях, что расположены вокруг нас.
   - Да ты что?!

Мне не понравилось про все провинции, потому что в 8 км от нашей деревни заканчивалась наша провинция, в деревне которой мы были.
Разложив лестницу на всю длину, я полез на конёк крыши. Сосед не соврал, в обозримом пространстве я увидел серую стену, которая кстати была вокруг. Словно какой-то потусторонний мир замкнулся над нашей деревней. И меня уже не радовало сияющее солнце в зените. Вспомнился какой фантастический рассказ о забросе куска земли через туннель времени в другой враждебный мир.

Вечер, а точнее – полная ночь, наступила в течении каких-то получаса. Только что было солнце и вдруг словно кто-то закрыл крышку колодца, в котором находилась наша деревня. Заранее собрав инструменты, я пошёл к старикам.
   - У вас крыша в порядке?
   - Нет, мы бы хотели, чтобы ты её тоже посмотрел, если будет время. Несколько мест протекают.
Не слишком обрадованный такой вестью, я с дедом поднялся на чердак. Наружней двери на чердаке не было, как и не было рам в трёх окнах. Выглянув в них, я убедился, что края крыши свисают достаточно далеко, чтобы не дать дождю захлестнуть вовнутрь при любом ветре.
   - И где у нас тут течёт? – поинтересовался я.

Вместо ответа послышался глухой удар воздуха по крыше, словно кто-то махнул раскрытой гигантской ладонью поверх неё. Старик испуганно оглянулся на меня. Я не успел и рта раскрыть, как удар, по моим ощущениям противоположный, ещё более сильный толкнул крышу ещё раз и... я был готов не поверить моим глазам, увидев залитую электрическим светом улицу в открывшемся пространстве между стеной и крышей по всем периметру дома. Мгновение и вся крыша с грохотом опустилась на своё место. Дед успел пару раз перекреститься за время этого удара и сразу же на нас полилась вода из всех возможных и невозможных щелей с черепичной крыши.
Мокрый насквозь, я подошёл к окну и выглянул на улицу. Жёлтое марево фонарей слегка виднелось через стену воды, которая лилась сверху. Пытка водой продолжалась часа три, уступив место обычному сильному дождю с завываниями ветра.

Наутро, выйдя на ослепительный солнечный свет, мы обнаружили сломанную пополам вышку телефонной связи, валяющиеся вокруг недостроенного дома стены второго этажа, и перевёрнутый грузовик неподалёку от нашей хаты. Самым удивительным было то, что гнёзда аистов на деревенской церкви были на своём месте.

72 Пролёт.

Новые русские произошли от старых советских. Поэтому, у них в крови следование генеральной линии. Не важно, что она теперь не вляется линией партии. Главное – это то, что ей надо следовать.
Сижу вечером перед католическим Рождеством и мучаюсь. Не могу ничего придумать ещё к пельменям, голубцам, винегрету и прочим котлетам, как вдруг раздаётся телефонный звонок:
   - Я тут пролётом через вашу столицу, зарезервировал отель такой-то, приезжай. Посидим, побеседуем, отметим.
   - Может быть, лучше ты ко мне? У меня тут жратвы на взвод.
   - Не, у меня самолёт рано утром. Мне тут из отельного ресторана предложили принести ужин, но я отказался. Лучше мы сами в ресторане посидим.
   - А-а-а...
   - Короче, я тебя уже жду! – и бросил трубку.
Ну, понятно: царь природы. Блин! Звонить и увещевать бесполезно. Он уже решил. Посмотрел я прощальным взглядом на праздничный ужин и полез в костюм, дабы соответствовать уровню встречи.
Метро уже работало кое-как. Поезда ходили не через несколько минут, а через несколько десятков минут. В них сиротливо сидели по четыре-пять пассажиров, которых, по-видимому, не ждали за семейным рождественским столом.
   - О! Какие люди!
Меня прижимают к объёмному пузу, хлопают по спине, что не стирает из моей памяти сиротливые пельмени, оставленные в хате. Царский широкий жест в сторону ресторана «Прошу!». Но просить надо было сам ресторан, который уже закрылся в виду Рождества.
     - Ну, тупые! Щас мы другой найдём!
И забастовка ресторанов была дружной. Это была католическая страна, где Рождество встречается за сервированным столом, а не на рабочем месте. Заодно ещё и транспорт перестал работать и испарились все такси.
Это был первый мой такой праздник, когда два дурака сидели всю ночь друг против друга в номере отеля и хихикали, пытаясь найти чего-то съедобного и горячительного из мини-бара под столом.

73 Мерси мадам!

Воздух кончился в самый неподходящий момент. Расслабленно развалившись в седушке, я обозреваю окрестности и вдруг хвостовой сенсор уловил пропадание опоры. Заодно и недовольно заворчал вариометр, показывая сильное снижение. Взглядом я отмечаю, что падаю я вертикально с большой скоростью. Толи нисходняк, толи ротор какой, но факт остаётся фактом: я лечу строго вниз, прямо в большой пруд. Поднимаю ко небу глаза и вижу знакомую гримасу почти наполненного крыла. Видывал я уже такое: стоит только чихнуть и параплан свалится в задний свал. Замираю с поднятыми вверх руками, понимая, что времени на расстёгивание пряжек у меня нет. Несколько сот метров высоты пропадают, словно их и не было.

Приводнение не входило в планы моего полёта, но делать нечего и я быстро окидываю взглядом загогулину пруда, в котором я сейчас окажусь. К радости я вижу под собой двух рыбаков на надувных лодках, значит утопление мне уже не так сильно грозит и я начинаю делать гипервентиляцию лёгких, чтобы уверенно поплавать под водой.
И тут крыло пошло вперёд! Ура! Правда высоты-то нет. Каких-то жалких 25-30 метров. Но разогнаться получилось и я со всего маха, проскочив между удочек офигевших от свалившегося на них несчаться рыбаков, врезаюсь в берег, делаю перекат и умудряюсь за одну стропу спасти мой параплан от упадения в воду. Уф!

Весело здороваюсь с онемевшими французскими пенсионерами с удочками и начинаю складывать крыл.
   -О! Месье! - ко мне подбегает радостная старушка, сидевшая недалеко на скамейке, и щебечет не переставая. Я тут же узнаю, что она живёт тут в центре для пожилых людей, она - вдова, муж у неё был поляк и она знает кучу польских слов, которые ещё и совпадают с русскими. Пришлось расколоться и сказать, что я - русский, что повысило примерно на полметра её и так отличное настроение. Она очень рада увидеть здесь русского пилота, я ей очень понравился моим лихим приземлением...
Продолжая складывать параплан, и разговаривая со старой мадемуазелью, я вдруг замечаю автомобиль с четырьмя мужиками, вид которых не вызывает у меня восторга. На боку авто написано "жандармерия".

   - Что? Могут быть какие-то трудности? - наблюдательная француженка заметила тень, пробежавшую по моему лицу.
   - В общем-то да: моя лицензия здесь не котируется.
   - Никаких проблем! - старушка храбро бросается как на амбразуру, на жандармский автомобиль. Те и вылезти не успели. Запихивая снаряжение в мешок я, краем глаза, наблюдаю за раскудахтавшейся мадам, которая, похоже, рассказывает фликам о своей жизни и луче света в ней в виде моего полёта над прудом.
Жандармы уезжают. Леди довольная собой, погодой, обществом и мной, как отдельного представителя общества, возвращается ко мне. Она рассказала представителям власти о счастливом случае, который произошёл в их обители, внеся некоторое разнообразие в рутину повседневности. Жандармы со своей стороны успокоили её, сказав, что приехали лишь потому, что видели падение парапланериста в лес и думали, что нужна будет помощь.
Я закидываю мешок за спину, прошу мадам показать мне дорогу на выход из этого парка и мы удаляемся с ней под руку, сделав "оревуар" остававшимся рыбакам. На автобусной остановке старушка ещё долго балаболит со мной на разные темы пока не появляется автобус. Я чинно целую ручку к удовольствию старой дамы и уезжаю из маленького райского уголка.

74 От Кастильи до Москляндии.

У писателя глаза всегда набекрень. Он, как Зоркий Змей (кажется, у Купера нет такого героя и, следовательно, это не плагиат) всегда чего-нибудь за своим народом заметит и так про это напишет, что самому стыдно за этот народ станет. И бросится тутже писатель маскировать свои неудобные выводы удобными героями. И так замаскирует, что народ тут и рты пораскрывает: вот мы какие: великие, гениальные, храбрые и ещё много чего, о чём про нас не менее гениально великий писатель Имярек написал.

Кто национальный герой у русского народа? А, вот, и не угадали! Царь! У русских что ни царь, то имя. Даже не так. С большой буквы писать надо. Даже и в середине строки. Назовите хоть какое русское имя, что об трон хоть на чуточку прислонилось. И сназу на ум второе слово приходит. Александр, конечно же, Просветитель. Николай - Кровавый. И даже не задумается никто, а какой же из Николаев кровавым-то был? Толи Первый, толи Второй... Иван! И побежал мороз по коже от самых пят, закончившись схлеснувшейся волной где-то на затылке. На всех языках он одинаково прозывается. Екатерина - Великая. Не такая, правда, Великая, как Пётр, но всё-таки.

Нет, русскому без царя никак нельзя. Хотя бы в голове надо его иметь. А то прямо так про несчастного и скажут, или, что хуже, напишут: он без царя в голове. Когда надо литературного героя приблизить к народу, про него уже по-другому упомянут: Иван-царевич. Тут-то уж никто к нему ни кровавого, ни ужасного, ни, тем более, грозного не прилепит. Наш он, Ванечка. Кровь от крови, плоть от плоти, Народный он. Ну, мы-то, конечно, знаем, что Иван-царевич, это - Иван-дурак, временно вступивший в сговор с хищной пресноводной рыбой по малоразумению старческому в проруби зимой заплыв устроившей.
Хотя, может быть, и не глупа рыба та была, а заговор иноземный учинить пыталась, сбить с панталыку Ванюшу-то нашего хотела. Но тайна сия покрыта мраком историческим неподъёмным. Никто из других народов о пропаже щуки не заявлял и наш Ваня, тоже не пальцем делан был, выпустил зубастую обратно в прорубь, слово лишь с неё взявши.

А чтож другие народы? А ничего. Не было у них великих царей. Не успевали народиться. С такой скоростью их уничтожали. Кого в детстве подушкой прикроют, кого во взрослости зельем угостят. А кому и кровушку пускали. Бывало, что и до конца. Ну попробуйте вспомнить Людовика. Ага! Толи Восьмой, толи Шестнадцатый. А, может быть Четырнадцатый или, даже, Первый. Или Альфонсо. Говорят, что Тринадцатый последним был. А после кто?

Нет, французам с испанцами с царями не повезло. И, хоть у них вроде кто-то, кое-где, тогда, порой, а царя-героя нетути. Французы, правда, про Наполеона часто вспоминают. Говорят, что императором был. Но, согласитесь, что странный какой-то император: жил на Жозефине, а помер на какой-то Святой Елене. А соседи-испанцы вообще этому императору козью морду устроили. Когда Наполеон схитрил и под предлогом "дайте пройти в Португалию" уговорил испанского короля в отпуск бессрочный отправиться с городу Мадриду, да конституцию испанцам предоставил, то испанцы, не понявшие демократических преобразований, взялись за колья и вернули короля в его дворец, а конституцию отправили вслед вспомнившему про неотложные дела в Париже Боанапарту. Так и живут. По-соседски.

У испанцев до сих пор король есть. Но поистрепался за определённый исторический промежуток и на национального героя уже не тянет. Начал, как демократ и подавитель военного путча, а заканчивает, как заурядный браконьер. Национальным героем Сервантес назначил Великого Идальго Дон Кихота Ламанчского. Вспомните за рюмкой чая испанцу про Дон Кихота и вы увидите разворот плеч, глаза с поволокой и обширную речь, типа: "Да, уж-ж..!" Типа, мы - такие. Далее усугублять не рекомендуется.

Не показывайте свою начитанность, не провоцируйте ухудшение отношений. Восхищайтесь просто принадлежностью своего собеседника к выдуманному герою. Ибо не читал он Сервантеса ни в подлиннике (совершенно неудобоваримый староиспанский язык оригинала) ни в более современных переложениях. Ну, может быть комиксы какие пересмотрел, если были, да в кино сходил, чтобы совсем от корней своей истории не отрываться. Французы, кстати, тоже Дюму не читали. Ни старшего, ни другого. Вы думаете, что с 25 буквами алфавита можно что-то написать интересное? Нет, только при переводе на большее количество букв можно заменить все "он сказал, он моргнул, ему еле слышно сказали" на "он прорычал, подмигнул, пробормотали".

Да здравствует Мигель Сервантес - великий писатель, создавший собирательный образ национального испанского героя! Стоп! Вы испанцев, вообще-то, видели? Если вы на сотню встреченных сможете увидеть хоть одного похожего на классический портрет бойца невидимого фронта, то вам повезло. Хорош герой, если ему памятники не ставят! Покажите мне хоть один памятник, где Дон обнюхивает запястье Дуськи из Тобольска или цветы ей дарит. Ну, или четырёхкрылую башню голландского производства наземь сшибает. Нет. Везде Дон Кихот увековечен с какой-то пародией на ослочеловека. С хитрованской улыбкой, с заплывшими глазёнками, с пузом (интересно, было ли тогда столько пива?) размером с хороший бочонок.
Вот он истинно-народный герой Кастильи Ля Манчи! Это его вы встретите в любом баре, ресторане, в любом месте, где надо попить-поесть да поспать в тени сумасшедшего старика. Главное - вовремя вычислить такого сумасшедшего и можно долго-долго жить припеваючи.

И упаси вас боже даже намекнуть вашему испанскому собеседнику, что Санчо Панса и есть национальный герой пиренейщины! В лучшем случае вам скажут, что вы ошибаетесь и Санчо Панса - это просто Санчо Панса. Испанец никогда не признается ни в чём из того, что вы попытаетесь ему приписать, за исключением, если вы скажете ему, что вы уверены, что его костюм от Версаче. Тут он смирится с гордыней и небрежно кивнёт головой.

Надумали тут, как-то, жрецы искусства и сделали бюджетный фильм по мотивам испанских привычек и образа жизни. Бюджетным он был потому, что артисты играли задаром и вы не увидите в этом фильме звёзд первой величины. Фильм был разгромлен критиками прямо на выходе из киностудии и раздавлен до поступления в кинотеатры страны. Народ критиков не понял и проголосовал набором евро-песет за фильм. И создатели сделали из него целый сериал. Посмотрите кусочки этого сериала на ютюбе, забив в поисковую строку слово Torrente - фамилию главного персонажа. Настоящая неголливудская пародия на национального героя. Когда люди умеют над собой смеяться, у них есть будущее! Что-то в России не видно сериала про тупого русского мужика без царя в голове и мечтающего о добром барине.

Но хитрованы есть и среди русских, и среди испанцев. Всё также прикарманивают ивнушки-дурачки сделанное "по щучьему велению по моему хотению", всё также кормятся хитрованы санчи-пансы возле сумасшедших, чтобы вовремя ухватить осла за уши и отвернуть его от кормильца, когда предложат место главы поселения. Набив мошну, иванушки-дурачки быстро-быстро строят хрустальный мост через море-окиян, чтобы оказаться в стране своей мечты, а санчи-пансы просто переезжают в такую страну. В сказке должно всё заканчиваться счастливо, в отличие от трагедий. И поэтому, "жить они будут долго и счастливо".

75 Псих.

Вообще-то, он, наверное, хотел мне помочь. Приходя после своей работы в квартиру его отца, которую ремонтировал я, он всегда что-то подметал, чего-то собирал, перекладывал с места на место.
Не особо за этим наблюдая, я и не заметил сразу некоторой аномалии его действий. Однажды, занятый своей работой, услышал я громкий стук, который предположительно свидетельствовал о поломке кирпичей кладки внутренней стенки. Это было ненормально. Ломать было уже нечего: всё лишнее было сломано. Выйдя в соседнюю комнату, обнаруживаю испанца, проделавшего дыру в стене на уровне пола и засунувшего туда руку по локоть.
   - Что случилось?
   - Да я, тут, вытаскивал чопик из стенки и он у меня упал между стенками.
(Соседские квартиры, обычно, разделяются двумя стенками для звукоизоляции. Такая же конструкция между наружной стеной дома и внутренней для термоизоляции).
   - Сломать стену для того чтобы вытащить упавший ненужный чопик?!!!
   - Там не только чопик, там – много кусков кирпича, которые надо вытащить.
   - Зачем???!
   - Не хочу, чтобы там был мусор.

В логике ему не откажешь. И скоро все стены по периметру хаты были разбиты у пола и пространство между стенками выметено покрасочной кистью.
Теперь я уже нервно реагировал на его затихания в другой комнате или, наоборот, на усиленное сопение. Выбежав на такое похрюкивание, я обнаруживаю его в коридоре, стоящего на коленях и пытающегося подорвать медные водяные трубы, проходящие по полу, чтобы подмести своей кисточкой под ними.
   - Чёрт побери!!!
Он невозмутимо выпрямился.
   - Надо тут почистить.
   - Трубы помнёшь!
   - Но они же металлические.
Опять логично. Становится веселее. С каждым днём всё более.
Готовлю цементный просеянный раствор в строгой пропорции, долго перемешиваю, готовлюсь применить в дело. Испанец добросовестно подметает нечаянно просыпавшийся цемент и, когда я отвернулся, высыпает эту всю подобранную дрянь мне в бадью. Повернувшись, я автоматически произношу.
   - ... ... мать!
   - Не понял, - отвечает испанец.
   - Тебе же лучше!

Приходят электрики. Рассказываю им про привычки шефа, связанные с чопиками. Намекаю, чтобы держали контроль за отвёртками, которые он любит использовать вместо зубила.
   - Да ну! Врёшь! – сомневаются оба.
За стеной слышится стук дятла в стену.
   - А сейчас, - издеваюсь я, - Он прийдёт за вашими отвёртками.
В дверях показывается уничтожитель чопиков и оглядывает валяющиеся на полу отвёртки.
   - Карамба! – в панике орёт один электрик другому, - Почему я всегда должен просить у тебя отвёртку! Тебе что? Трудно их на поясе держать!
Второй спрыгивает с лестницы, выхватывая одну отвёртку уже из рук нашего руководителя работ, и набивает ими карманы пояса.
Через пару часов, перестав слышать работу электриков, я решил поглядеть на ихние аномалии. Они торчали в кухонном окне, разглядывая плантацию конопли у соседа напротив
   - Что? Нравится?
   - Эх! Ну почему то окно так далеко...
В таком веселье проходят несколько месяцев. Каждый приходящий “специалист” или радовал меня своими привычками, или просто воровал что-то из моих инструментов, когда я этого не видел. Закончилось это тем, что я доделывал всё сам, чтобы не превращать мою работу в смесь цирка с полицейским участком.
Ну, думал я, напишу отдельную книгу под названием “Новые донкихоты”. Но руки так и не дошли до этого, хотя тема эта была всё богаче.

Другие “перлы” от представителей пиренейщины.

   - Ты не умеешь класть плитку на пол! Её надо начинать ложить по периметру и заканчивать последней плиткой в центре.

   - Тебе не всё равно, какой толщины будет шов между бетонными блоками под землёй?
   - Нет, для меня это – принципиально!

   - Под гофрированный лист крыши брус будем ложить вдоль гофров.

   - Я двадцать лет учился делать это, а ты мне перечишь.

   - Раствор не кидать надо на стену, а намазывать.

76 Забастовка.

Забастовка – это нерусское слово. Русские его не знают. Нет, когда-то, на заре наступившего двадцатого века, это слово проникло в словарь русского языка. И не только в словарь, но и в жизнь. Жизнь распорядилась по-своему с этим словом. Десятилетия советской пропаганды приучили к тому, что забастовка – это такая форма протеста рабочего класса капиталистической системы, которая ну ни коим образом не может быть и существовать в условиях развитого или с человеческим лицом социализма.

Когда не стало человеческого лица, а бСССР превратился в свалку всех видов и форм развития цивилизации, от феодализма до дикого капитализма времён 30-х годов в Америке, русские рабы так и не смогли привыкнуть к этому устаревшему понятию и действию. Не платят – ерунда, не платят и после этого – они хоть два года будут ходить на работу. Правда, для того, чтобы имитировать эту работу.
В европах забастовка – это серьёзно. Забыл работодатель продлить контракт с профсоюзом, зарплата в двадцать тысяч евро в месяц стала не устраивать диспетчеров воздушного движения, цены поднялись в очередной раз, а зарплата осталась на уровне ещё таком, какой был до первого повышения, и... получи фашист гранату.

Прямо посреди процесса всё остановилось. Так достигается максимальный эффект от начала забастовки. Забастовали уборщики метро и пассажиры ходят по вестибюлям, пиная упаковки из-под напитков и обрывки газет. Забастовали машинисты метро и пассажиры перестали заходить совсем в это метро, если только в нём поезд не работает без машиниста. Забастовали ещё кто-то и надо думать о том, чтобы эта самая забастовка тебя лично не коснулась. Просчитывать новые маршруты транспорта или другую сеть магазинов для обычных покупок.

Меня забастовка застала прямо в самолёте, когда он перенёс моё тело в конец маршрута. Разглядывая в илюминатор горку, над которой я нередко выпаривал на моём параплане, я, вдруг, почувствовал, как самолёт лёг на крыло и начал рисовать круги на этом самом месте. «Термик, что-ли, поймал», - подумал я после второго полного круга. «Жаль сегодня не воскресенье и погода не парапланерная, а то можно было бы потом рассказать народу о том, как я с ними крутил в восходящих, Только чутка повыше».
Сделав третий круг, командир летающей железяки снизошёл до того, чтобы объявить пассажирам о том, что «мы ожидаем очереди на посадку».

И только после посадки, когда я увидел весь бардак неуправляемого аэропорта, я понял в чём дело. Никто ничего не контролирует, хотя багаж и выгрузили из самолёта. Куда хочешь, иди. Ну, разве что, на взлётку не выпускают. Охрана бродит по залам, как сомнабулы, таможня – только для вида, Полицаи попрятались в конурах, чтобы не заменять собой справочную службу. Хорошо! Хорошо, что в ближайшее время я не планирую никаких полётов и эта забастовка для меня – лишь информация из новостей.

назад   наверх  дальше   оглавление  на главную